Александр Царёв - Прогулка по Везувию. Криминально-любовный триллер про Одессу 1920-х годов

квартире совсем один. Войдя на кухню, я, в кое-

то веки, закурил. Обида отошла, ведь, в

принципе, квартира у нас просторная и нам в ней

не так уж и тесно. Соседи хорошие, а

предыдущие ее хозяева, зажиточные буржуи,

оставили квартиру в прекрасном состоянии.

Мои соседи прибывали еще в глубоком сне.

Хмельная моя голова подсказала мне

постучаться в комнату к Инне, но это был бы

чрезвычайно безрассудный и глупый поступок. Я

оглянулся на двери других комнат, было

желание с кем-нибудь пообщаться. Доктор

Блюменколь так и не выходил за эти дни, Петр

Гобченко закрывался на множество замков, он

был всегда настороже, ожидая каждую минуту

прихода ЧК. Он знал, что у них уже заведено

дело на него. Чекисты знали, что Гобченко

воевал на стороне Гетьмана Скоропатского и

сейчас состоит в политически радикальных

движениях, которые пропагандируют контр-

революционные идеи.

Тетю Соню я будить не хотел, поэтому достал из

шкафчика в своей комнате бутылку

коллекционного коньяка, выпил рюмку и

полюхнулся в постель.

Поспав несколько часов, я встал бодрый и

счастливый. Мне хотелось прыгнуть сквозь

время прямиком в сегодняшний вечер. Я умылся

и вышел в коридор, там пахло жареными

бычками. На кухне тетя Соня возилась у плиты, а

за столом сидел немой Берчик. Он носил черную

жилетку на голом теле, из которой выпирал

массивный живот. Ходили слухи, что немой

Берчик раньше состоял в " Черной кошке", но

как-то рассказал то, что рассказывать было

нельзя. За это Альфред Розенберг отрезал ему

язык и с тех пор Берчика все кличут немым. Не

знаю, правда это или нет, но душа у Берчика

была добрая. Друзей и знакомых у него не было,

зато он находил общий язык с тетей Соней. Она

болтала, без умолку, а он слушал и уплетал то,

чем она его кормила. В общем, идеальная пара.

Пройдя мимо них, я поздоровался, залпом

выпил чашку холодного кофе, и не в состоянии

больше ни секунды находиться в мерзком запахе

поджаренных бычков, пулей вылетел из

квартиры.

Во дворе стоял Леонид Гофтман в полной форме

ЧК. Держа руки за спиной, он выслушивал

бредни Ольги Вольф, среди которых были и

доносы на ненадежных, по ее мнению, соседей.

Я решил заглянуть на родной Привоз. В первых

рядах пахло свежим мясом. Мясники кромсали

мясо, рубили кости, в общем, занимались

обычной разделкой туш, но это выглядело

весьма аппетитно. Далее расположились

крестьяне, торгующие пшеном и другими

зерновыми. Я вглядывался в их усталые лица,

ходили слухи, что скоро у крестьян заберут

последнее. В овощных рядах все продавцы

почему-то меня знали. Со мной здоровались,

интересовались моими делами, явно ожидая,

что я что-то куплю. Я держался непринужденно и

не подавал виду, что у меня дыры в кармане.

Признаться, я вообще надеялся встретить меж

рядами бывших знакомых, которые бы

великодушно одолжили мне денег.

Мои надежды были тщетны, так как люди,

которых я встречал, скорее бы хотели одолжить

денег у меня. В не очень бодром расположении

духа я набрел на прилавок Цили. Она оживлённо

беседовала с соседкой.

– Почем помидоры? – спросил я.

– Две тысячи за кило. – Крикнула она, не

оборачиваясь.

– Циля, а что произошло? – После моего вопроса

она повернулась.

– О, Альфред. Для тебя 300 рублей за кило.

– То -то же.

– Ну, ты таки сам пойми, это ваше модное слово

инфляция, все такое. – Начала оправдываться

она.

– Я понимаю. Дашь в долг? – Я сделал просяще-

ехидную улыбку. Циля посмотрела недоверчиво.

– Пол кило, всего пол кило. В долг. Верну через

пару дней, обещаю. Хочу тетю Соню попросить,

чтобы сделала бычки в томате.

– Ой, ладно. – Махнула рукой Циля. – Совсем ты

меня разоришь. Я послал ей воздушный поцелуй

и завернул в другой ряд посмотреть, что там

происходит.

По мере моего приближения гудящий шум

привоза затихал. Я не сразу понял, в чем дело,

но через несколько шагов осознал. Навстречу

мне двигался с десяток слободских громил, во

главе которых шел Соломон Кацман. Ни один

человек не торговал на Привозе без его ведома

и, соответственно, каждый ему платил. На

Привозе в это время было много народа, но как

только простой гражданин замечал вдалеке

Соломона Кацмана, то сразу старался забиться в

первый попавшийся угол, лишь бы его не