Марк Маффин - Книга о моем убийстве

Гладышев помолчал. Выдержал паузу. Потом сказал:

– Письмо. От вашего брата.

«В моей смерти виноват мой брат, и никто иной. Я не знаю, как он меня уничтожит, но, надеюсь, вы будете более прозорливы»

– Что это? – продребезжал адвокат, поправляя сухими руками очки.

– Записка. От моего брата. Покойного.

Дима замолчал – адвокат тоже.

– И? – наконец спросил адвокат.

– Что «и»?

– Голубчик, если это все, что вы готовы рассказать по существу вопроса, вам лучше обратиться к экстрасенсу.

– Не все… – пробормотал Дима.

– Замечательно. Давайте начнем сначала. Кто вы вообще такой?

***

Лучший в городе уголовный адвокат Геннадий Викторович Шигорин производил впечатления деда. Который живет в деревне, носит собачий пояс и охотится на пчел. Кричит в трубку телефона, чтоб было лучше слышно. Не может разобраться, как работает инфокиоск в собесе. Спасти адвоката мог цепкий взгляд мудрых глаз, но очки с чудовищными диоптриями делали его похожим на кота из Шрека.

Говорил он тихо, «скрипел». Кабинет был обставлен бедно, будто здесь жил наркоман и выносил вещи, чтобы вмазаться. Стол, два стула, полка с папками. Драный ковер – годный лишь на то, чтоб спрятать под него пыль.

Или вынести в нем труп.

Еще плешивое кресло – «страшная подружка», на фоне которой даже Шигорин смотрелся современно.

В кресле сейчас сидела Женя.

Посоветовавший Шигорина приятель сказал так:

– Ты, главное, по сторонам не смотри. Геннадий Викторович – Диоген: гений, но совершенно не интересуется внешним лоском.

– А он рукоблудить при нас не начнет?

Приятель прикола не раскусил.

– Не должен. А что?

– Не важно. И сколько берет?

– По ситуации. Если туго с деньгами, может и забесплатно взяться. Меня ободрал как липку. Тебя тоже обдерет.

– Думаю, если речь идет о том, чтобы избежать судимости… – влезла Женя.

– Вы губу не раскатывайте. Он не волшебник. Максимум – получишь условку.

– Но я же ничего…

– Условка – это считай оправдали, – твердо сказал приятель. – Ладно. Побежал.

Приятель ушел. Женя размешала соломинкой смузи.

– Дима, вы точно уверены, что хотите обратиться к этому Шигорину? – спросила Женя.

***

– …Вот, и теперь еще это письмо.

Дима постарался сформулировать максимально кратко. Как мог. Заняло минут пятнадцать – плюс выпады в адрес Гладышева.

– Простите, что влезаю, – сказала Женя, – но по поводу Гладышева…

– Что «Гладышева»? – проворчал Дима.

– У вас с ним такие напряженные…

– Это не обсуждается.

– …отношения. Вы не думали об этом… как его…

– Личной заинтересованности следователя? – сообразил Шигорин.

– Ага, – кивнула девушка.

– Не вариант, – сказал адвокат. – В нашей стране институт самоотвода работает… как бы так…

– Понятно, – усмехнулся Дима.

– В общем, если Гладышев сам не захочет его взять – а он, как я понимаю, не захочет…

– Давайте вернемся к делу, – сказал Дима.

Шигорин снова взял в руки Димин смартфон – сделать копию Гладышев не дал, но Диме удалось сфотографировать записку.

– Письмо пришло после смерти брата? – уточнил Шигорин.

– Да.

– Как этот факт объясняет следствие?

– Каком кверху, – сказал Дима. – Гладышева этот вопрос не беспокоит.

– Его может беспокоить что угодно, но в суде ему придется доказать, что письмо прислано именно Егором.

– Почерк точно Егора – мы пятнадцать… даже восемнадцать лет вместе жили.

– Но как оно попало к следствию?

Дима задумался.

– Если Егор покончил с собой и решил свалить вину на меня, то мог попросить своих приятелей…

– «Покончил с собой и решил свалить вину»? – спросил Шигорин.

– Это моя главная рабочая версия, – усмехнулся Дима.

Рассказал о взаимоотношениях с Егором.

– Понятно, – вежливо не-удивился Шигорин. – Когда вы видели брата в последний раз?

– В день смерти. Незадолго до. Я навещал его… перед побегом.

– Вам не показалось его поведение странным?

– Оно всегда казалось мне странным. Хотя…

Шигорин дал Диме собраться с мыслями.

– В тот день он был реально «не такой». Обычно в больнице Егору становилось лучше. За месяц – точно. Казался нормальным человеком.

– А в день смерти?

– Он выглядел так, будто только туда поступил.

– Кричал, проявлял агрессию?

– Шептал, – усмехнулся Дима. – В приступах ему казалось, что вокруг шпионы. Старался меньше говорить. Замыкался в себе. Когда отпускало, говорил, что старается даже не думать – чтобы не подслушали.