Анатолий Афанасьев - Ярость жертвы

Это был сильный аргумент, но я и тут нашелся:

— А мы, как с мужем, платонически.

— Хам! — сказала Наденька и повесила трубку.

Через два часа я сидел в кабинете Георгия Саввича Огонькова, директора фирмы «Факел». Мы пили кофе и ждали еще двух–трех человек, чтобы ехать куда–то по Горьковскому шоссе смотреть землю под застройку. Беседовали дружески о том о сем, улыбались друг другу, но, как всегда, как с первого знакомства, витала между нами шальная мысль, что, пожалуй, лучше бы нам вообще не встречаться на белом свете. Почему? Да черт его знает. Георгий Саввич — импозантный джентльмен с манерами мелкопоместного барина — был из тех, кто за два года успел сколотить изрядный капиталец, приватизировал все, что охватил взглядом, и уже пристроил детей в Европе, прикупив им — сыну и дочери — французское подданство. От него веяло таким же крепким душевным здоровьем, как от энергичного жука, окопавшегося в навозной куче. Увы, теперь выбирать не приходилось: кто платит, тот и хорош. Меня он купил с потрохами за двести долларов ежемесячного оклада плюс десять процентов прибыли от каждой сделки, в которой я принимаю непосредственное участие.

Сильной стороной Огонькова было, безусловно, полное отсутствие в нем всякого намека на моральное чувство. Нравственно он был стерилен, как скорпион в пустыне.

Огоньков позвонил сразу после Наденьки и велел немедленно прибыть в контору. Выяснилось вот что. Некто Гаспарян, чиновник нефтяного министерства, обратился к Огонькову с заманчивым предложением. Он вознамерился переплюнуть всех московских толстосумов. Арендовав в Подмосковье несколько гектаров лесных угодий, Гаспарян решил возвести там не просто дом, а как бы готический дворец, окруженный английским парком, искусственными водоемами и еще множеством причуд вплоть до родового склепа наподобие египетской пирамиды.

— Если мы этого турка не разденем до трусов, — печально заметил Георгий Саввич, — то только по твоей вине.

— Почему по моей?

— Да потому, что ты циник и не веришь ни во что хорошее.

— Но он не сумасшедший?

— Это не наше дело. Скажи лучше, осилим?

Внезапно меня бросило в жар:

— Были бы деньги, Георгий Саввич. То есть, как я понимаю, речь идет…

— Это тоже наши проблемы, — скромно ответил шеф.

— Хотелось бы поглядеть на этого человека.

— Поглядишь. Он нас ждет к пятнадцати ноль- ноль.

…Отправились на двух конторских «бьюиках», на двадцать восьмом километре свернули на проселок и еще через десять километров колдобин и ухабов вкатились в небольшую деревеньку под названием Тепково. По виду деревенька была нежилая. Единственный живой человек, который нам встретился, был громила в спортивной куртке, который стоял посреди улочки и, завидев нас, махнул рукой в сторону кирпичного дома с облупившимся фасадом, возле которого притулились два «мерса», столь же уместных здесь, как качели на кладбище. Дом этот, видимо, был когда–то сельским клубом, внутри открылся просторный зал со множеством расставленных в беспорядке стульев и некое подобие сцены, где за накрытым столом восседали двое: красивый мужчина восточной внешности и еще более красивая женщина лет тридцати, которая, если смотреть на нее снизу, из зала, напоминала боттичеллиевскую мадонну. Пять–шесть крепышей расположились на стульях у стен — охрана. Мужчина подал сверху знак, поманил пальчиком, и все наши — Огоньков, двое, кроме меня, сотрудников фирмы, бухгалтерша Аделаида Павловна — гуськом по скрипучим ступенькам поднялись на сцену и после церемонных представлений были усажены за стол.

Красивый мужчина и был Иван Иванович Гаспа- рян, чиновник, задумавший поразить цивилизованный мир размахом русского зодчества. В дальнейшем беседа складывалась так, что говорил преимущественно один Гаспарян, причем убедительно и пылко, чему немало способствовала пузатая бутылка коньяку, который он прихлебывал из чайной чашки, как клюквенный морс. Боттичеллиевская мадонна при особо эффектных замечаниях патрона восхищенно вскрикивала и подавалась пышной грудью ему навстречу. Вкратце речь Гаспаряна свелась вот к чему. Он объяснил нам, что, будучи истинным русским патриотом, не намерен, подобно многим нынешним временщикам, вывозить заработанные трудовым потом капиталы за границу, а напротив, предполагает обосноваться в этой стране на века и приложит все силы, чтобы оставить по себе благодарную память в потомках. Однако есть люди, подонки и завистники, которые обязательно попытаются помешать осуществлению его проекта, поэтому мы должны сразу сказать, сумеем ли справиться со строительством в кратчайшие сроки, скажем за год или два. Георгий Саввич, указав на меня пальцем, авторитетно ответил: