Эдуард Хруцкий - Страх

– Ну вот, так-то и лучше, – усмехнулся Данилов. – Вы, Зацепина, вляпались в историю поганую. И теперь от вас зависит, как ваша дальнейшая жизнь сложится. Пугать я вас не стану. Скажу, что мы занимаемся делом, связанным с убийством.

– Я… я… – выдавила Зацепина.

Данилов достал фотографию убитого.

– Знаете этого человека?

Зацепина кивнула.

– Мы с тобой, Татьяна, – Никитин подвинул к ней свой стул, – по-хорошему, по-доброму говорим. Выложи все, и на душе полегчает. Как фамилия-то Славы?

– Андреев.

– Вот и хорошо. А живет он где?

– В Сукове.

– Это по Киевской дороге?

– Ага…

– В самой деревне? – спросил Данилов.

– Да.

– Вы там были?

– Дома у него – нет.

– Откуда знаете, что он из Сукова?

– Мы к деревне на машине подъезжали.

– На какой?

– На Гришиной.

– Кто такой Гриша?

– Друг Славы.

– Фамилия?

– Не знаю, его Батоном они звали.

– Что за машина?

– «Эмка» белая.

– Номер?

– Не знаю.

– Кто еще был?

– Петр Нефедович.

– Кто это?

– Фотограф.

– Фамилия?

– Не знаю.

– Адрес?

– Не знаю я, – зарыдала Зацепина.

– Да погоди ты, Татьяна, не голоси. На, курни лучше, успокойся. – Никитин взял папиросу, прикурил, сунул задержанной в рот. – Вот затянись, табак, он, знаешь, помогает сильно. Молодец. Хорошо нам помогаешь. Так и живи дальше.

Зацепина глубоко затянулась несколько раз и немного успокоилась.

– Так где же нам найти Петра Нефедовича? – спросил Данилов. – Может, что припомните?

– Он где-то в фотографии работает.

– Да, негусто, – усмехнулся Данилов. – А какой он из себя?

– Высокий. Худой. Лет пятьдесят. Одевается хорошо.

Зацепина окончательно пришла в себя и говорила спокойно и осмысленно.

– Ну а нет ли у него примет каких-то?

– Перстень на руке носит.

– Я имею в виду родинку, шрам, след от ожога.

– Рука у него левая… нет, правая обожжена.

– Где?

– На внешней стороне. – Зацепина показала на своей руке.

– Наверняка у него там татуировка была, – сказал Никитин.

– Вещи они вам часто привозили?

– Два раза.

– Зачем?

– Чтоб я их по своему паспорту в скупку сдавала.

– Сдавали?

– Да. Можете квитанции проверить.

– Проверим. Откуда они брали вещи?

– Гриша и Слава говорили, что берут их в распределителе.

– Ох, Зацепина, Зацепина. Женщина вы умная, торговый техникум закончили, неужели вы им верили?

– Нет. – Зацепина опять зарыдала.

– Вот в том-то и дело.

– Я заработать хотела.

– Ладно, идите в камеру. Подумайте. Завтра следователь прокуратуры допросит вас по всей форме. Говорите с ним как на духу. Это ваш единственный шанс избежать сурового наказания.

Конвоир увел задержанную.

– Ну что, Коля, по коням.

– Понял, Иван Александрович.

– Белая «эмка», Суково и фотограф.

Никитин ушел.

Данилов вышел из-за стола и пересел на диван. Откинулся, вытянул ноги.

«Вот же день какой суматошный выдался. Сколько всего в него вместилось. Спортобщество, разговор со Свиридовым, потом трупы на Башиловке. Допрос Зацепиной. Но главное – вышли на разгонщиков. Вышли. Этот фотограф, конечно, никакой не Петр Нефедович. Наверное, он и есть наводчик. Пожилой. Значит, из старой знакомой клиентуры. Надо пойти к Серебровскому пошептаться. Он многих помнит».

«Хорош Данилов, ничего не скажешь. Уехал, а три трупа мне оставил. Неужели эти разгонщики недоношенные важнее, чем бандиты? Правда, начальник отдела почему-то эти два дела объединил, но, видать, возраст сказывается. Сорок четыре года – это уже срок. Устал, видно, Данилов. Да и как не устать, когда он с восемнадцатого года жуликов ловит. Двадцать шесть лет одно и то же. Неужели и мне уготована такая судьба?»

Раньше Игорь искренне восторгался Даниловым, подражал ему, во всем старался брать с него пример.

Но это раньше было. Когда он другой жизни не видел. Сейчас Игорь Муравьев жил как бы в двух разных измерениях. Один работал. А второй – дом и все, что связано с ним.

Тесть получил дачу в Барвихе, и там вечерами собиралась приятная компания молодых людей, чьи отцы были руководителями страны. В основном молодые офицеры, слушатели Военно-воздушной академии им. Жуковского. Правда, были и ребята, все младшие лейтенанты, из Военного института иностранных языков.

Вечерами танцевали под пластинки запрещенного Лещенко. Выпивали в меру, за девушками ухаживали. К Игорю в компании относились с почтением. Он был работником органов, летал во вражеский тыл, брал бандитов, имел боевые ордена.