- Ну ладно, валяй. Но только не очень усердствуй, а то потом я тебя точно съем с потрохами, из вредности и мести. Да и рану залижи. Говорят, у вас слюна асептическими способностями обладает.
- Хорошо, - ответил лис недобрым взглядом и, не мешкая, вцепился в мое бедро.
Он не успел вырвать у меня уговоренный кусок мяса - снаружи раздались звуки. Они доносились издалека. И, несомненно, издавались мчащейся на полном ходу машиной. Машиной, на полном ходу мчащейся по направлению к пещере.
"Это Лейла! - встрепенулся я, мощным движением ног впечатав лиса в стенку склепа. - Конечно, это Лейла. Она догадалась, что вождь похоронил меня в этой же пещере! О, моя кисонька! Как я тебя обожаю! Спасибо тебе, Господи, за то, что ты послал мне такую чудесную женщину!
Машина подъехала вплотную к склепу. Вышедшие из нее люди начали молча разбирать завал.
"Почему она не подаст мне голоса? - удивился я. - Хочет сделать мне сюрприз? Или думает, что я мертв? Или это... или это приехал вождь? Решил уничтожить следы своего преступления? Или... Или привез Лейлу, так и не сломленную им, чтобы она умерла рядом со мной? Вот негодяй! Сукин сын, жестокий восточный сукин сын!"
Слезы выступили у меня на глазах. Всхлипывая, я повторял: "Лейла, Лейла, зачем же ты связалась со мной! Со мной нельзя связываться - я всем приношу одни несчастья!"
Первым человеком, которого я увидел, выбравшись на волю, был жестокий восточный сукин сын. Это был жестокий восточный сукин сын Ахмед. Да, жестокий, восточный сукин сын Ахмед в наручниках. Потом я увидел вокруг жестокое иранское лето. Не более-менее сносную иранскую зиму, наступление которой мы встретили с Лейлой в Чехелькуре, а именно жестокое иранское лето.
А это означало, что Лейлы в природе не было, и не было второй моей дочери в ее чуть увеличившемся животике, не было никакого злокозненного белуджского вождя Ахмад-шаха, не было никакого золотого месторождения. Всё это было в моем больном воображении...
Все эти несколько месяцев непрерывного счастья были рождены моим воображением...
Как только я понял это, в моей голове взорвалась черная бомба отчаяния, и сознание оставило меня.
Очнулся я в кузове мчащегося по автостраде "Лендкрузера", под огромным пулеметом на турели, под ногами сидевших у бортов молоденьких иранских солдатиков с такими родными "калашниками" в руках. Небо было невероятно сине, солдатики, глядя на меня, улыбались, предлагали сигареты и фляжки с водой.
А я не обращал на них внимания, я лежал и смотрел в небесную синь, смотрел и обращался к тому, кто устроил мне только что закончившееся путешествие в страну грез:
- О Господи, почему Ты все хорошее посылаешь в бессознательном бреду, а все плохое в действительности?
- Ты обобщаешь.
- Ну, ладно, обобщаю... Но как было бы здорово, если бы ты послал мне Харона во сне, а Лейлу - наяву...
- Вы, люди, ничего не понимаете... Правильно анализируя свои сны и грезы, вы могли бы проникнуть в святая святых потустороннего мироздания. А не только во многом животное, мерзкое свое подсознание. Понимаешь, потусторонняя жизнь во многом похожа на сон. Она, в принципе, и есть сон, но только многомерный...
- Туманно выражаетесь, досточтимый.
- Ну, как бы тебе это объяснить... Понимаешь, одна из степеней свободы, или одно из измерений потустороннего сна - суть ваша жизнь, одна из ваших жизней... Другое измерение - другая жизнь. И так далее. Без этих измерений потусторонний сон не был бы таким красочным и глубоким...
- Ты хочешь сказать, что только человек сидевший на колу, знает, как здорово, как прекрасно на нем не сидеть?
- Сечешь масть, уважаемый, под косым углом, но сечешь. Сидение на колу, бедность, всякие склепы с мерзкими прожорливыми тварями, хароны и вожди значительно увеличивают разность потенциалов потустороннего существования. Ваш Лев Толстой догадывался об этом и потому хотел на каторгу, то бишь на кол.
- Спасибо тебе, Господи, за лишения, которые ты мне посылал, спасибо за лису с коброй и особое спасибо за жену-маньячку!
- Как говорят в Средней Азии, спасибо - это не красиво. Приедешь в Москву, пожертвуешь на храм Христа Спасителя, хорошо? И свечку мне поставишь.
- Заметано.
***
...В Захедане, столице Систана-Белуджистана меня скоренько подлечили и поставили в строй. С губернатором мы договорились не афишировать мои трехдневные злоключения. Вере по приезде на базу партии я не звонил. Наверное, из-за того, что хранил верность Лейле, которая продолжала для меня существовать отнюдь не виртуально. В пустыне, в своем невидном доме, или во дворце вождя, не важно.
Читать дальше