Руслан Белов - Клуб маньяков

Закончив с волосами, укротитель обернулся к камере, сказал "Иншалла" и тут же занялся ухом: оттянув его в сторону большим и указательным пальцами, начал его отрезать. Делал он это медленно, не давя сильно на нож, и поэтому кровь потекла лишь только после третьего или четвертого движения. Потекла по щеке, затекла, теплая и соленая в рот, заставила меня скривиться...

А Харон снимал. С разных ракурсов, увлеченно. Когда нож заходил по хрящу, я задергался...

Но плешивый не смог довести дела до фатального конца - в пещеру вбежал запыхавшийся Ахмед и закричал что-то своему боссу. Единственное, что я понял из его слов, так это то, что меня ищут солдаты и каждую минуту они могут быть здесь.

Через полчаса я, привязанный к неторопливому ослу, ехал по узкому ущелью с плоским щебенистым дном. Глаз Харон мне не завязал, и это изрядно меня беспокоило. "Не завязали глаз, значит, убьют" - думал я, рассматривая прибитые жарой желтые безжизненные скалы...

Погонял осла плешивый, за спиной у него висели автомат и мешок с лисенком. Кувшин с коброй был приторочен к моему ослу справа, а клетка с хищной птицей - слева. Примерно через час осел остановился у небольшой пещеры, вернее просто дыры в выветренных гранитах. Наметанным взглядом я определил, что она, так же, как и та, в которой проистекал первый акт происходящей со мной драмы, представляет собой древнюю копь.

Спустив меня с осла и тщательно проверив путы, плешивый бандит уронил мое тело на землю головой к входу в пещеру и, взявшись за ноги, задвинул глубоко внутрь.

Копь оказалась довольно объемистой - метра два в ширину и вдвое меньше в высоту. Насколько она простирается вглубь, я, устанавливать не стал. И не потому, что это было мне безразлично. А потому что вслед за мной в копь была заброшена кобра, затем лисенок и коршун. А также потому, что сразу же после подселения ко мне этих подручных дьявола, вход в пещеру был завален тяжелыми гранитными глыбами.

Глава 4. Эти твари не могли поделить.- Локальная разборка. - Мадам Чернова

заказывает и не скупится. - Мог бы умереть в постели.

Сквозь щели меж глыбами струился мягкий свет. Его хватало, чтобы я до мельчайших подробностей мог разглядеть нависшую над лицом кобру. Она стояла в стойке, временами касаясь моего темени, и внимательно смотрела на омерзительно хищную птицу (буду дальше называть ее коршуном), расположившуюся на моем правом колене. Слева от меня, у стенки, на равном расстоянии от своих соперников, переминался с ноги на ногу лисенок.

Да, коршун, кобра и лиса стали соперниками. Уже в течение часа эти твари не могли меня поделить. Происходи дележка на свежем воздухе, под солнцем, коршун, конечно же, моментально бы расправился и с лисенком и с коброй. Но низкие своды моего склепа не позволяли птице в полной мере использовать свои когти и скорость, и потому по своим возможностям она лишь ненамного превосходила бойцового петуха.

И этот досадный факт раздражал коршуна. Свою животную злость он время от времени вымещал на моем бедре, изрядно облегченным лисом. Но от души он этого сделать не мог: стоило птице увлечься, как лис молниеносно бросался к ней за очередными перьями. Адекватного ответа у коршуна не находилось: шустрая бестия в момент надежно укрывалась под полого спадающей стенкой пещеры.

А кобра, конечно, уползла бы куда подальше и от лисы, и от коршуна, но, во-первых, пещера оказалась короткой, а во-вторых, щелей и нор в ней не было никаких. А к выходу ее не пропускали соперники. Вот эта ползучая тварь и вымещала на мне злобу ожесточенными укусами.

Вы можете спросить, почему я не сопротивлялся. Почему не пытался отогнать этих дрессированных тварей ногами, почему не пробовал придавить хотя бы одну из них телом?

Как же, сопротивлялся, пытался, пробовал... Еще как... Но только измотался до крайней степени, не добившись ничего.

И еще эта кобра... Врал Харон, что у нее удалены ядовитые железы... Был у нее яд, был... Хоть и немного, хоть и позднелетний, слабенький, но был. А то бы от чего вся голова моя стала нечувствительной, а сердце то бешено стучало, то замирало?

И это бесконечное безразличие... Оно миллиметр за миллиметром охватило все мое сознание, все мое тело... Мне не хотелось думать, не хотелось двигаться, боли я фактически не чувствовал... Только зрение бесстрастно посылало в мозг информацию, посылало, хотя там ее практически ничто не ждало... Я смотрел на этих тварей безразлично, как мертвец, которому забыли закрыть глаза.