Руслан Белов - Клуб маньяков

Корявый дубок, вылезший из желудя был уже высотой метра в два. Вера оберегала его от тетки, боявшейся, что лет через пятьдесят он будет затенять ее клубничные грядки.

- Ну и жди, пока Емельян с очередной длинноногой не вляпается! Ты же знаешь, он не Дмитрий Карбышев, и даже не Зоя Космодемьянская. И на первом же допросе с пристрастием выдаст всех вас с потрохами...

- Выдаст... - опечалившись, согласилась Вера. - Он такой...

- Вот видишь! А у тебя Наташа растет. Меня вместе с тобой, скорее всего, посадят, посадят за недоносительство. И каково ей будет с бабушкой жить? А фильм вчера про женскую зону видела? Видела, какие девицы там сидят? А что такое ковырялка ты знаешь?

- Что такое ковырялка? - испугалась Вера.

- Эта такая мощная бабень. Точнее женщина с пальцами подлиннее и покрупнее. Ей ноготь на указательном палец выдирают, а когда ранка заживет, парят его, умащивают, чтобы нежным был, как пенис. А потом она этим пальчиком своим удовлетворяет ударниц камерного труда...

Вера не хотела удовлетворяться таким оригинальным способом. И ковырялкой не хотела быть. Это я понял по ее виду. Виду нахохлившегося воробьеныша.

- Ну, что? - продолжал я ковать, пока горячо. - Согласна свой клуб терминировать?

- Да... Выхода нет. Но только кроме Леши надо еще Маргариту с Викешей оставить. Они нам пригодятся.

- Заметано. А с кого конкретно предлагаешь начать? Кто у вас там самый вредный?

- Митька. Он фактический наш руководитель...

- Серый кардинал?

- Да. Его у нас Великим инквизитором зовут. Он по глазам мысли читает. И убирает неблагонадежных...

- А Емельян? Как он позволил кому-то выше себя забраться?

- Емельян умный и практичный. Ему удобно, что всю грязную работу за него Ворончихин делает.

- Грязную? Это ты, маньячка, называешь убийство грязным делом?

- Ты ничего не понимаешь... Понимаешь, бежать на работу и прогуливаться по парку - это две разные вещи. Так и убивать со вкусом и неторопливо, это совсем не то, что просто устранять. Устранять надо быстро и надежно... Лирические отступления в этом деле не к месту и вредны. Тут нужны твердые руки и холодное сердце.

- Ну, есть, наверное, какие-то нюансы и различия... Тебе лучше знать. Но давай в случае с Ворончихиными соединим приятное с полезным?

- Давай... Только ты сам все придумай. Я себя Иудой чувствую... Предательница малодушная. И Лариска меня любит.

- Не волнуйся! Я постараюсь придумать что-нибудь такое, чтобы и Лариска, и Митя остались довольными...

Глава 5. Черные обои. - Палач - не жертва. Палач приходит убивать... - Тот,

кто умрет первым, не сможет насладиться. - Матч маньяков. - Только

непродвинутые живут вдвоем...

Вечер при свечах. Черные обои. Дмитрий Александрович настоял на черных. Лариса хотела красные. Мебельная стенка черного дерева. В - ней круглый аквариум с застывшими золотыми рыбками. Посередине комнаты узкий длинный стол. Крепкие дубовые стулья с высокими спинками.

Мы сидим пара напротив пары. С наших слов хозяева знают, что жертва появится ровно в двенадцать. Глаза у них горят огнем вожделения. Дмитрий, потирая руки, посматривает на старинные высокие маятниковые часы.

"Еще целых пятнадцать минут!" - думает он, наслаждаясь каждой секундой сладостного ожидания.

Его жена, Лариса Владиславовна, сидит рядом. В ее руках общая тетрадка в коричневом коленкоровом переплете. В тетрадке стихи. Она, шевеля губами, перечитывает плохо запомнившиеся строки. Волнуется.

Мы с Верой сидим расковано. Вера тепло разглядывает подругу. Видно, что она старается запомнить ее милый облик на всю жизнь.

Я понимаю ее. Перед тобой сидит человек, приговоренный тобою к смерти. И он в отличном настроении, он предвкушает чужую смерть, а ты уже видишь эти глаза мертвыми, эту кожу, кровь с молоком, серо-желтой. И главное, ты видишь на ее лице предсмертное выражение, будущее предсмертное выражение.

О, это предсмертное выражение! В нем - все. И не успевшая раствориться в холоде смерти радость предвкушения чужого конца, и ужас первого взгляда в небытие, и удивление коварно обманутого простака, и страх перед тобой, оборотнем. И самый крепкий в мире бетон окоченения.

А я пью шампанское. Они все не пьют. У них дурная наследственность и гены алкоголизма. У всех троих. А я пью полусладкое. Мне можно. Мой дедушка умел бутылку портвейна растягивать на весь день. Ну, не на весь день, конечно. Часов на шесть. И с балконов, как Верин дядя не падал. И не пропал в неизвестном направлении как отец Ларисы. И не отморозил, как отец Дмитрия, свои почки.