Вера как-то рассказывала о первых заседаниях клуба. Говорила, что с подачи Емельяна Емельяныча их посвятили творчеству маркиза де Сада и Мазоха, а также садомазохизму, как явлению. И как на одном из этих заседаний, после жаркой и безрезультатной теоретической полемики кто-то, кажется Ворончихин, в шутку предложил сексуально поиздеваться над кем-нибудь беззащитным... В познавательных целях. Например, над заскочившей на огонек искательницей женихов. "Слабо вам, интеллигентишки сырокопченые, - сказал тогда Ворончихин, - выше человека подняться и проникнуть ножиком в суть вещей?"
Понятно, практика - критерий истины. Представляю, как они побледнели от этих слов, как сладостно заныло у них в сердцах и паху...
Кстати, ведь именно после этой полемики заседания клуба стали все чаще и чаще проводится в тихом Подмосковье, за высокими заборами Вериной дачи... Может быть, и кости от этих выездных заседаний. Огород вскапываешь - всюду кости, земля прямо набита дроблеными костями. Спрашивал Веру, она ответила, чуточку усмехнувшись:
- Джека ведь костями кормим...
Джека костями кормят... Собаку нашу дворовую. Интересно, чьими костями кормят?
- Ха-ха-ха! - прервал Лешка фальшивым смешком слишком уж затянувшуюся паузу и мои невеселые мысли. - Неправду тебе, Евгений Евгеньевич, Алевтина сказала! Право измучить трех человек представлялось победителю конкурса. А побежденные в ранге подручных должны были ему оказывать всяческое содействие. Но все это в прошлом. Ты же знаешь, в последний раз клуб собирался более чем полгода назад... На дно, понимаешь, лечь решили. Давай выпьем, за него, только водку я не буду.
- Значит, это не вы соседку нашу зарезали? - брякнул я, наливая себе водки. - Бабу Фросю беззащитную? Евфросинью Федоровну?
- Не, не мы, - опять засмеялся Лешка. - Может быть, это твоя любезная супруга индивидуально за старое взялась? В таком случае предлагаю тост за твое душевное здоровье!
Мы выпили, и я собрался идти за бутылкой и тортом. Собрался, чтобы проверить: отпустят, не отпустят?
Отпустили. По дороге из магазина внутренний голос убеждал меня не возвращаться, а ехать домой, но я не внял его доводам. Подумают еще, что струсил...
К семи часам пришла Вера. Оказывается, это ей звонила Алевтина. Чтобы пригласить на наш стихийно организовавшийся междусобойчик.
Все вместе они посмеялись над выдуманным мною Клубом маньяков имени Чикатило, посмеялись и с моей подачи принялись смеха ради "вспоминать" истории, происходившие на его боевом пути.
Вера, например, совершенно забыв о своей органической (или показной?) нелюбви к кровавым сценам, придумала жуткий рассказ о том, как некогда развлекался Емельян Емельяныч.
По ее словам несколько лет назад он регулярно раз или два в месяц знакомился с высокой или даже очень высокой девушкой и весь вечер напролет, не испытывая ни малейшего стеснения за свой малый рост, водил ее по модным столичным ресторанам и танцевальным залам. Эти странствия обычно заканчивались в подвальном помещении его богатой дачи близ поселка Переделкино, известного своими разносторонними талантами.
Разоблачив хмельную и возбужденную богатством кавалера девушку, Емельян бережно укладывал ее на особую кровать с кожаными завязками для рук и ног. Уложив, привязывал и обстоятельно наслаждался каждым квадратным сантиметром девичьего тела, извивающегося от страсти. Насладившись, давал большую дозу экстази и укорачивал аккурат до своего роста, то есть отпиливал бедняжке ноги обычной ножовкой по металлу (позже ее заменила импортная электрическая пила "Бош"). И, возбужденный долгожданным уравнением, наслаждался снова и снова, в промежутках между актами заставляя свою развеселившуюся жертву танцевать ламбаду на перевязанных бинтами культях.
Лешка рассказал о забавах супругов Ворончихиных. Не слишком, правда, оригинальных, зато весьма интеллектуальных. У них на даче, располагавшейся близ обширного и топкого болота, был садовый сарай. В нем стояло старенькое стоматологическое кресло, а рядом с ним - столик с полным набором соответствующих никелированных инструментов. Жертва (обычно на ее роль избирался пьяница, заснувший в пристанционных посадках), усаживалась в кресло, закреплялась желтыми свиными ремнями, после чего Митя, прохаживаясь взад-вперед, начинал читать ей свои стихи о романтической любви и рыцарском достоинстве. Когда он уставал декламировать, его сменяла жена Лариса, читавшая стихи наиболее талантливых членов литературного клуба... Когда бедный пьяница засыпал от рифм и утомления, они будили его, вырывая ему по зубу каждый. Такие летние стоматологическо-поэтические вечера, продолжались несколько суток кряду. После того, как все зубы были вырваны, а стихи прочитаны, жертва отправлялась в Лету, то есть в болото, пучившееся за забором.
Читать дальше