Руслан Белов - Кол Будды

- Да уж. А что ты еще видишь и понимаешь?

- Да многое. Я знаю, как живет моя бывшая жена Вера, знаю, что у нее на сердце, знаю, как живет с любовником...

- Почему знаешь?

- Я прихожу к дочери и вижу.

- Что видишь?

- Ну, вот, год назад она повесила в ее комнате фотографии высохших деревьев. И я почувствовал вопль ее души. Я понял, что их для меня повесили, бессознательно, но для меня. Нет, не для меня...

- Тебя не поймешь. То для тебя, то не для тебя.

- Да это очень просто. Мы с Верой сошлись через эти высохшие деревья, в том числе, и через них, сошлись. Она устроилась в наш отдел, ей выделили стол, и она, осваиваясь, положила под стекло фотографию высохшего дерева. Я заинтересовался, стал спрашивать, почему именно это - девушке двадцать два, а высохшее дерево - бесспорный символ бесплодия, символ безнадежности. Она, естественно, ничего не сказала. Но когда мы сблизились, я узнал, что у нее проблемы с деторождением, и были проблемы с женихами.

- Так она же родила тебе дочь?

- Это я ее родил. Я околдовал Веру, я сказал, что моя дочь родится, несмотря ни на что, и она родилась.

Смирнов хлебнул вина. Уже давно понятие "моя дочь" стало для него не радостным и жизнеутверждающим, а болезненным и тревожным.

- Но почему она повесила фотографии в комнате дочери? Что она этим хотела добиться?

- Не она, а подсознание. Вера два или три года живет с любовником, он не жениться, и детей не хочет. И она повесила эти фотографии, в расчете на то, что они, как когда-то, помогут ей преодолеть трудности. А в комнате дочери их повесила, а не в своем с милым гнездышке, чтобы использовать мою тьфу, тьфу, тьфу, - нечистую силу. Чтобы я опять помог ей выйти замуж и родить. Я сразу это понял и возмутился, очень нервно возмутился, в основном из-за того, что она эти свои законные сухие деревья дочери подсунула, беду свою подсунула... Знаешь, эти волшебные реалии мало понятны неподготовленному человеку. Кстати, еще пару слов о символах. Ни матери, ни бабушке, не нравится, когда Полина ласкова со мной. И она грубит, говорит мне гадости. Но рисует мне символические картинки, расшифровывая которые, я понимаю, что она - моя, что она любит.

- Какие это символические картинки? - Наташа понимала, что попутчика несет, что он выговаривает больное. И улыбнулась: "Чем больше дури в голове, тем больше слез".

- Ну, последний раз она мне показала рисунок, на котором были изображены три картины, висящие на стене. На правой узнавалась бабушка, на левой - мама, то есть Вера. А посередине висел портрет то ли кота, то ли человека. Сама Полина стояла у портрета бабушки, и в руках у нее была маленькая картинка, похожая на иконку. "Ты нарисовала этот портретик малюсеньким, чтобы никто меня не узнал?" - спросил я, и она заулыбалась смущенно и радостно...

Смирнов замолчал, глотнул из бутылки. Наташа, некоторое время шла, скептически кривя губы. И спросила, когда пауза затянулась

- А почему ты развелся?

- Теща развела. Я ей помог.

- Как?

- После двух лет супружества я посмотрел в свое будущее. Единственный раз посмотрел. И все увидел. И не смог тянуть резину.

- А теща? Почему она тебя невзлюбила?

- Почему невзлюбила? Отнюдь. Я появился в их доме, как инопланетянин, нет, как Ральф, знаешь такого? - Наташа покивала. - И она узнала, что есть на земле другая жизнь, отличающаяся от ее жизни, как вода в стакане отличается от горного потока, другая любовь, другие люди. Я пытался вытянуть ее из норы, попытался освободить, но она не из тех.

- Не из каких?

- Не из тех, кому можно помочь. Непластичная и гордая. И я оставил ее в первобытном состоянии. Когда уходил с чемоданом, она сказала, с горечью сказала: "Ты ведь со мной ни разу не поговорил..." Я понял, что если бы я своевременно упал ей в ноги, то она взмахнула бы волшебной палочкой, и Вера вновь бросилась бы мне на грудь.

Смирнов нервно засмеялся. Глотнул вина. И увидел впереди семейную троицу, сидевшую на клетчатом пледе у самого моря и евшую белесый от незрелости арбуз. Движения их были вялыми, лица, даже у шестилетнего на вид мальчика, ничего не выражали и, казалось, что и в будущем зеркалам их душ не суждено оживиться сильными эмоциями.

- Это ужасно, - сокрушенно покачал головой хмельной Евгений Евгеньевич, остановившись.

- Что ужасно?

- Да ты посмотри! Не видишь, они заколдованы?!

Наташа посмотрела.

- Похоже.

- Давай, я им погадаю? Нет, не им, а мальчику. С ними уже фиг что сделаешь.

Утришский успех кружил ему голову. Хотелось его развить. Хотелось впечатлить женщину.