Олег знал, что Красный люто недолюбливает его за аристократичный вид и голубоватую кровь, по семейному преданию доставшиеся от одного из королей Болгарии. Ему бы подумать, посмотреть в глаза тайного недоброжелателя, затеять паузу, но, ломая скептицизм Капанадзе, он увлекся. И Гога погубил потомка незаконнорожденного сына балканского монарха, погубил всего за полмиллиона долларов - не прошло и месяца, как один из самых богатых людей города залетел на десять миллионов, а Напалков и Дементьев, в авральном порядке привлеченные позже, на три каждый.
Для всех четверых, бурно ликовавших тому, что обошлось без объяснений с ФСБ и ЦРУ, это были относительно небольшие деньги. Все бы, наверно, обошлось, если бы перед заключением соглашения нервничавший Капанадзе, пошептавшись с Гогой, не утратил своей обычной интеллигентности и не сказал, что в случае дефолта он "самолично изнасилует Олега при помощи вот этой штуки" и не указал на кактус, торчавший в горшке рядом с его креслом (дело происходило в зимнем саду "Веги", изобиловавшем кактусами любимой Кареном формы).
- Это будет трудно, он колючий и толстый, но друзья мне помогут, добавил грузин, пытаясь улыбнуться.
А Капанадзе всегда держал слово. Его за это уважали.
9.
Недалеко от Геленджика в середине ночи об него, спящего без задних ног в галечной берлоге, споткнулся человек с рюкзаком за спиной и половинкой дыни в руках. Когда пришелец очистился от кулеша - путник упал на кастрюлю, - они выпили (у Смирнова было) и разговорились.
Мужчина оказался москвичом из Подмосковья и бывшим наркоманом. Он рассказал, что с весны сидит в щели Темной, и что в молодости каждый год ездил в Среднюю Азию за маком, эфедрой и прочей травкой. Когда бутылка стала пустеть, а от дыни ничего не осталось, Афанасий (так звали мужчину) принялся читать свои стихи и читал их да утра. Смирнов, разбиравшийся в поэзии, был потрясен - оказалось, что ночью, в нескольких километрах от Геленджика, об него споткнулся и упал на кастрюлю с остатками кулеша талантливый и самобытный русский поэт.
Афанасий спешил встретить знакомую, приезжавшую утром из Самары, и потому с рассветом ушел в дождь, пообещав, что перенесет, наконец, свои стихи на бумагу и отнесет их в редакцию.
Завтракая куском копченой колбасы и помидорами, Смирнов о нем думал. Обычное мужицкое лицо, ломкая фигура, длинные почерневшие зубы частоколом и поэт, от бога поэт.
10.
Кролик, потерявший волю, сел в "Мерседес" и, не включив фар, помчался в никуда. Дорога не освещалась, и на выезде из Анапы на полном ходу машина подбросила в воздух полную женщину, переходившую дорогу с сумками в руках. Кленки у нее были бугристо-артритными, лицо, обрамленное клетчатым платком серым и неприятным.
Олег ощерился бешено - кролик, потерявший волю, почувствовал себя машинистом скорого поезда Смерти.
По лобовому стеклу смачно стекала кровь женщины и кровь помидоров, бывших у нее в сумке. За окнами стояла мертвая ночь, и захотелось убить еще.
Сузив глаза, он прибавил скорость.
Он слышал, как стучат колеса пустых вагонов, пока пустых - та-та-та, та-та-та.
Через пару километров, в поселке Чембурка, в один из них сел велосипедист.
Потом девушка с парнем.
***
Они целовались посереди дороги. На ней была коротенькая малиновая юбчонка. Он был до смешного высок и худ.
***
Кровь их заляпала стекло. Пришлось включить дворники.
Через три километра он услышал сирену.
Посмотрел в зеркало
За ним мчался милицейский "Форд". И еще одна машина. К которой Олег давно привык.
Это было занимательно. "Форд" против "Мерседеса".
Нет, "Форд" против скорого поезда смерти.
Кто кого?!
На вираже "американец" наехал на камень и вылетел в кювет.
Олег, обернувшись, огорчился - в его вагонах пассажиров не прибавилось.
Скорый поезд замер у въезда в Крымск. Его остановил "КАМАЗ", поставленный поперек дороги. И предупредительная очередь в воздух.
Машиниста не били. Наручников не надевали. Усталый милицейский капитан в бронежилете, буркнул в сторону:
- Капанадзе сказал, чтобы ты не нервничал. Там его люди, садись к ним и езжай. Машину завтра найдешь на стоянке "Веги".
***
В "Веге-плюс" было тихо.
Он выпил водки, понежился в джаккузи, поужинал и лег к Галочке.
На ней была блестящая голубая ночная рубашка.
Сквозь нее было видно все.
Темный треугольник лобка.
Вздыбившиеся соски.
Жаркие бедра.
Она проснулась, прижалась к нему ласковой кошечкой.
Читать дальше