Руслан Белов: Крайняя маза

Они начали ковырять покрытие ногтями. У Стылого, дуайена по сроку пребывания в бетоне, они были длиннее и жестче, и он первым добыл нить.

Длина комнаты составляла что-то около пяти метров, такой же длины получилась и надежда.

- Нить Ариадны, - изрек Смирнов.

- Соломинка для утопленников в бетон, - поправил его Стылый. - Фиг выдержит.

- Скрутим втрое, вчетверо,- приоткрыл глаза Борис Михайлович.

- А что, ты тоже жить хочешь? - делано удивился Смирнов. На него накатывала эйфория. Он начинал верить, что эта дикая и неправдоподобная "бетонная" история закончится вполне благополучно.

- Хочу, - ответил Борис Михайлович. - Понимаете, я привык. На этом свете хоть и не очень, но все свое. А там, за смертью, одни загадки. То ли рай, то ли лягушкой станешь...

- Ад тебе, дорогой, светит, ад, - так же, как и Смирнов, перешел на "ты" Стылый.

- Ад тоже весьма непонятная штука, - поджал губы Евгений Александрович. - Вот когда я в аспирантуре учился, посылали нас весной на овощехранилище в Коломну, гнилую капусту разбирать. Так я три дня думал, что околею от запаха. А потом привык и не замечал вовсе. Так, наверное, и в аду. Сначала жарят, потом, когда привыкнешь, в кипятильный цех отправляют, потом еще куда-нибудь, например, в колбасный цех через мясорубку. Перебьемся, короче, не первый раз.

- Ну, ладно, скрутили мы веревки, и что потом? - вернул Борис Михайлович разговор в первоначальное русло. - Удушим друг друга?

- Нет, первой из них я попытаюсь зацепить гвозди, на вас лежащие.

Стылый не договорил: очнулась Мария Ивановна. По ее застывшим глазам было понятно, что она не спала, а была в беспамятстве.

- А мы придумали, как не умереть, - сказал ей Смирнов полным оптимизма голосом.

- Он придумал на вас несгораемый шкаф уронить, - мерзко улыбаясь, разъяснил Борис Михайлович. - Правда, не сказал, как вы из-под него выбираться будете.

- Пусть роняет, выберусь, - прошептала Мария Ивановна, с трудом удерживая голову.

- Нет, вы не понимаете, мадам! Ведь шкаф, если, конечно, он упадет, не сможет превратить в прах всю вашу каменную одежду. По всем видимостям, вокруг ваших рук и ног останутся ее весомые фрагменты. Я сомневаюсь, что с ними вам удастся выбраться и что-нибудь сделать.

Борис Михайлович говорил, надеясь, что у его товарищей по несчастью найдутся контраргументы.

- Пусть роняет... - повторила Мария Ивановна. И заметив, что Смирнов на нее пристально смотрит, склонила голову. Она не хотела, чтобы он видел ее лицо. Синяки под глазами, разбитый нос, губы.

- Они еще хотят ваши бесподобные волосы выщипать, - не отставал Борис Михайлович. Он знал, что может говорить, что угодно - никто не смог бы поставить его на место.

- Будешь измываться, я харкну тебе в личность, - сказал Смирнов, с ненавистью разглядывая иссохшее лицо главы "Северного Ветра". - Я далеко харкаю.

- А что я такого сказал? - обиделся Борис Михайлович. - Вы же сами хотели ее волосы использовать.

- Понимаешь, подлый ты человек, - спокойно сказал ему Стылый. - И потому все, что ты говоришь и делаешь, получается с подленьким таким душком, даже если говоришь ты и делаешь без всякой подлой задней мысли.

- Я буду работать над собой, - сказал Борис Михайлович и принялся выдергивать нити из коврового покрытия.

- Так-то оно лучше, - похвалил его Стылый. Глаза его ощупывали коробку гвоздей, стоявшую на бетонной конуре Бориса Михайловича.

- Ты запросто сможешь ее сбросить, - подсказал ему Смирнов. - С помощью нити из ковра.

Не ответив, Стылый начал складывать нить вдвое. Сложив, взял за оба конца и попытался закинуть ее за коробочку. Полтора десятка попыток окончились безрезультатно.

- Вы попробуйте лассо сделать, - посоветовал Борис Михайлович. - Может быть, с ним получится.

Лассо было сделано за несколько минут.

С восьмого раза оно накинулось на коробочку.

Сделав паузу для успокоения, Стылый потащил.

Тишину нарушало лишь шуршание двигавшейся к краю надежды.

6. Кто знает жизнь - не торопится.

Тишину нарушало лишь шуршание картона, пока коробочка звучно не упала на затылок Бориса Михайловича, омертвевшего от напряжения.

Гвозди рассыпались.

Глава "Северного Ветра" нервно засмеялся. Собрав их перед собой в кучку, уставился как Скупой рыцарь на ворох заморских драгоценностей.

Стылый великодушно позволил ему насладиться тщетной, как ему думалось надеждой, и потребовал перекинуть гвозди ему.

Борис Михайлович перекинул.

Дело пошло.

Стылый гнул гвозди, подсовывая их под свой бетон, остальные, включая Марию Ивановну, оживленную надеждой, добывали из ковролина нити и плели веревки. Спустя некоторое время стало ясно, что их не хватит. Три веревки толщиной в мизинец вряд ли смогли бы накренить шкаф, весом более чем в двести килограммов.