Руслан Белов - Муха в розовом алмазе

Есть он с нами не стал. Шепнул мне в ухо: "Баклажана твой не нравиться что-то. Смотри его сильно", и ушел делать лестницу для работ в забое. Не терпелось ему, видно, поскорее отправить нас по домам.

А мне Баклажан после смерти Полковника определенно начал нравиться выглядел на все сто раздавленным. "Не жестокий бандит, а опущенная шестерка, - думал я, наблюдая за ним. - За последние несколько часов не проронил и слова. Съел пару ложек и пригорюнился. Ну, прямо Аленушка без братца Иванушки".

Али-Бабай вернулся, когда мы уже укладывались спать. Сказав, что будет охранять наш сон, он пожелал всем спокойной ночи и устроился на самом краешке помоста.

Через три минуты после его прихода все спали мертвым сном.

***

Разбудил меня Веретенников.

- Баклажан пропал, - сказал он дрожащим голосом, когда мой взгляд стал осмысленным. - Али-Бабай с Синичкиной побежали его искать...

Я чертыхнулся и принялся расталкивать сладко спавшего Кучкина. Но он, недовольно бормоча что-то, уполз от меня в глубь рассечки.

- Красноглазый клялся, что всю ночь присматривал за ним и лишь под утро отошел на минуту по надобности... - продолжил говорить Валерий. - А когда вернулся, Баклажана и след простыл...

- А почему вы нас с Кучкиным не разбудили? - поинтересовался я, растирая ладонями заспанное лицо.

- Мы будили, но вы спали, как убитые, - ответил Валерий и тут же встрепенулся:

- Слышишь, возвращаются!

Через минуту в кают-компанию вошла Синичкина.

- Ну что, нашли? - спросил я, отмечая, что девушка выглядит отнюдь не расстроенной предутренними событиями.

- Нашли... Убитого, - усаживаясь рядом со мной, спокойно ответила Синичкина.

- Не может быть! - побледнел Веретенников.

- Иди, посмотри. Он там, чуть не доходя до первого штрека, лежит.

Разбудив Кучкина, мы втроем бросились в указанном направлении и через минуту или две увидели Али-Бабая, безмолвно стоящего над телом Баклажана. Наружность жреца "Хрупкой Вечности" была ужасной. Было видно, что его, уже мертвого, били по лицу и телу остроугольным камнем (он лежал рядом), да так остервенело, что правое ухо с противной мне черной родинкой было почти оторвано, а вся энцефалитка и кожаные штаны пропитались не почерневшей еще кровью. Зрелище было столь неприятным, и я поспешил отвернуться. И очутился лицо к лицу с Али-Бабаем.

- Ты его угрохал? - спросил я, стараясь тверже смотреть в его кровавые зенки.

- Нет, - покачал головой Али-Бабай. - Не я.

- А кто же?

- Не я, - твердо повторил подземный араб по-английски. - И никто из вас не мог этого сделать... Все были в чайхане.

- За-ме-чательно, - проговорил я, продолжая сверлить собеседника глазами. - Полковника никто из нас не мог убить, Баклажана никто не мог убить... Значит, и в самом деле, кроме нас в штольне еще кто-то есть?

- Получается так, - ответил Али-Бабай, не отводя глаз.

- Получается так... А мне кажется, ты врешь. Все было очень просто. Ты дождался, пока все заснут, привел сюда Баклажана и убил. Так убить, убить камнями мог только восточный человек.

Али-Бабай молниеносным движением выхватил из-за пазухи халата пистолет и приставил его дуло к моей груди. "Все, допрыгался!" - подумал я, холодея от страха.

А подземный араб всех удивил. Отступив на шаг, он взял свой пистолет за дуло и протянул мне его со словами:

- Убей Али если не верил.

Стоит ли говорить, что я едва удержался, чтобы его не расцеловать.

4. Через сутки вырвемся. - А что нас ждет наверху? - Лом заговорил. - Будем

взрывать. - Заковать? Убить? Зарезать? - Он все чувствует...

В кают-компании мы поговорили с полчаса и пришли к убеждению, что боятся таинственного убийцу Полковника и Баклажана не имеет смысла, так как не позже, чем через сутки над нашими головами будет светить солнце. И позавтракав на скорую руку, в наличном составе отправились к восстающему.

Первыми в забой пошли мы с Синичкиной. По дороге (там, где не надо было залазить, пролазить, оглядываться, боятся) она расспрашивала меня о Сергее Кивелиди. Что он за человек? Надежный, ненадежный? Будет ли искать нас и тому подобное.

- А будет он нас искать, не будет, бог его знает... - пожал я плечами, закончив рассказывать о друге, - Занятой он сейчас человек. И стоит ли надеяться на его помощь? Через несколько часов, в крайнем случае, через сутки, нам помощь будет не нужна.

Синичкина не стала продолжать разговора. Вместо нее вопросы начал задавать мой внутренний голос, и самым каверзным из них был следующий: А не Сережку ли Кивелиди, твоего верного и весьма опытного во всех отношениях друга, она боится встретить на поверхности Кумархского рудного поля? Сережку, который может без напряга подтереться всеми ее оперативными планами на будущее?