Александра Олайва - Последняя

Пройдя через заросший газон, ступлю на придверный коврик – его нам подарила свекровь. «Дом, милый дом» – подсказка, которая привела меня домой, но на нашем коврике фамилия мужа. Не моя. Свекровь так и не смирилась с тем, что я не поменяла фамилию. Мы превратили это в шутку и намалевали и мою фамилию – строчкой ниже, но крупнее. Свекровь приезжала к нам в гости всего один раз – и противно засмеялась.

– Я забыла, что ты – современная, – сказала она, наполнив это слово презрением.

Входная дверь будет закрыта, конечно. Было бы неправильно, если бы мне не предоставили ее открывать. Я моргаю, представляя себе прикосновение ладони к холодной стальной ручке. Дверная ручка стала нашей самой первой покупкой в качестве домовладельцев. Вернее, одной из первых. В тот день мы закупили в «Хоум Дипоу» [9] Американская сеть магазинов строительных и отделочных материалов для дома. целую тележку хозяйственных мелочей и средств для уборки, в том числе набор для ремонта жалюзи. Это стало нашим первым ремонтом: мы заделали дырку в помещении, которое наш риелтор назвал солярием, но мы предпочли называть просто верандой. Она смотрит на задний двор, и именно там я по утрам пью кофе, глядя, как олени и грызуны объедают мою провальную попытку огородничества. На будущий год обнесу участок забором.

За входной дверью у нас ниша – почти вестибюль. Справа – гостиная, слева – лестница. На стене висит коллаж из наших свадебных фотографий. На столике под ним – стопка писем. Я войду, миную их, поверну направо – и он будет там, в гостиной: радостно улыбающийся, живой. Остальные мои родственники, наверное, тоже окажутся там, хотя я бы предпочла, чтобы их не было. Возможно, телевизионщики даже притащат кого-то из моих коллег или университетских друзей, которых я назвала в анкете в качестве поручителей.

На дальней стене будет повешен плакат, а мой муж будет стоять прямо под ним. Волосы у него будут или лохматые и давно не стриженные, или очень короткие: он всегда слишком редко стрижется, но, возможно, как раз сходит в парикмахерскую, чтобы меня встретить. В любом случае он подровняет щетину триммером, не считая того места под челюстью, про которое он постоянно забывает. Станет ли его пегий окрас более заметным, прибавится ли в нем седины? Возможно. Он седеет приступами. Вид у него будет усталый, потому что он почти не уснет ночью, зная о моем возвращении домой.

Рядом с ним мои родители. Мама раздражена и недовольна, потому что ей не позволяют курить в доме, а кто это посмел ей что-то запрещать? Но стоит мне войти, и ее хмурость исчезнет: она знает, что ей положено исполнять роль: Мать, та, что подарила мне жизнь, растила меня, направляла, сделала меня тем, кто я есть (по крайней мере, так звучит эта легенда). Мой отец будет стоять чуть дальше, чем положено любящему супругу. Однако он будет улыбаться, и я смогу почувствовать его кленовый запах еще с порога – по крайней мере мысленно.

Секунду я просто стою и смотрю. Радуюсь знакомым лицам, лицу любимого мужчины. Человека, который показал мне, что такое подлинная щедрость, как можно делиться с другими, ничего не требуя и не обижаясь. Чье спокойствие и реалистичность помогли мне понять, что пытаться во всем добиться идеала – это верный путь к недовольству, что при выборе дома, или машины, или телевизора, или батона хлеба достаточно, чтобы они просто были хорошие. А то, что он шумно хлебал хлопья с молоком, помогло мне понять, что досада на человека не равна тому, что ты перестала его любить. Это очевидно, но почему-то раньше это всегда меня беспокоило.

Не знаю, потребуют ли от него надеть костюм или он останется в домашнем – может, в джинсах и синем свитере, который я подарила ему на прошлое Рождество. Это не важно. Важно, что он там будет. Что шагнет мне навстречу, а я шагну к нему. Мы встретимся в центре гостиной, а потом я перестану его видеть, потому что уткнусь лицом в знакомую впадинку между его ключицей и подбородком. А все вокруг радостно закричат и захлопают. Это будет похоже на поцелуй новобрачных, который шумно одобряют все присутствующие. Знак союза, как фактический, так и символический. Я прошепчу шутливые извинения за то, что от меня так пахнет, но он ничего не поймет, потому что – кого мне обманывать? – я так разревусь, что буду лепетать что-то несвязное.

А потом будет какое-то объявление. Я выиграла! Или, может, заняла второе место, или третье, или третье с конца. Мне вообще-то все равно, я просто хочу оказаться дома. Я просто хочу иметь право сказать, что я не сдалась.