Руслан Белов - Сердце дьявола

Мы подождали, пока женщины усядутся рядом с устьем штольни и после трех свистков в небо начали поединок.

Сначала я уклонялся от прямого мордобоя и заставил ребят побегать за собой. Но, в конце концов, они все-таки зажали меня в угол и принялись основательно греть и красить в красный цвет мою физиономию. После прямого удара в бровь (Бельмондо разошелся) мне пришлось набрать под ногами песка и кинуть его в их глаза, алчущие вина и крови. Друзья, конечно, не ожидали такой ослепительной пакости, захлопали веками и в результате такого промедления были один за другим уложены на землю любимыми моими ударами (правой в живот до слома пополам, затем замком по затылку и навстречу коленом в лицо). Когда я выравнивал очертания рукотворного штабеля ногами, кто-то ударил меня сзади по голове тяжелым тупым предметом и я, в который раз за свою драчливую жизнь, стал невольным наблюдателем взрыва в моих мозгах сверхновой звезды...

***

Очнувшись, я увидел форменное кино: Ольга за волосы таскала во весь голос вопящую Софию, Вероника, причитая, шла за ними, а сверху, со скал, раздавались аплодисменты и крики "Браво!". Внимательно взглянув в лицо своей подруги, я понял, что в ближайшие пятнадцать минут смены картин не будет. Еще из всей этой сцены, я сделал вывод, что вырубила меня София, следовательно, последний удар коленкой в лицо получил Баламут. Я обернулся к приятелям и увидел, что не ошибся - Баламут только-только приходил в себя. А Бельмондо сидел, опершись плечами о скалу, и куда-то по особенному проникновенно смотрел. Я осторожно развернул гудящую голову в ту же сторону и у скалы напротив, - со временем это место мы начали называть посадочной площадкой, - увидел ящик, не двенадцати местный импортный, картонный, а наш родимый, в цельных двадцать ячеек, из строевого леса, утыканный перевязанными проволокой гнутыми гвоздями... Увидев это сокровище, я микрон за микроном начал вытягивать шею, дабы удостовериться, что все ячейки заполнены...

Но люди злопамятны и Баламут, оправившись от побоев, подозвал к себе Бориса и вполголоса предложил набить мне все-таки за подлость морду до равноценного с их лицами состояния.

- Окстись, там ящик вина, колбаса, буженина, фрукты... - пытался отвлечь его Бельмондо.

- На фиг! Сначала бровь за бровь, губу за губу и нос за нос!

- Да ты не знаешь - София его буханкой вырубила... Он только-только зенки вылупил...

- Да?

- Видишь, до сих пор звезды считает...

Баламут внимательно посмотрел на меня и, удостоверившись в моем отвратительном состоянии, закричал фальцетом:

- Что, хреново тебе, Черный?

- Как хочешь, Коля, - ответил я хрипом.

- До ящика доползешь? - после минутной паузы спросил Баламут уже примирительно.

- Не... Не могу головой вперед передвигаться - килевая качка у меня, понимаешь...

Поверив, друзья понесли меня к ящику.

***

- Я, дорогие мои друзья, хочу выпить за наш налаживающийся социалистический быт, - начал говорить с пафосом Баламут, когда мы наполнили марсалой свои стаканы.

- Ты чего, братан? Крыша поехала? - изумился я, сразу не врубившись в какой области эстрадного искусства выступает Коля.

- Это у тебя крыша поехала! - ответил Баламут, с удовольствием рассматривая стакан вина на просвет. - Понимаешь, сейчас у нас все, как раньше! Сверху спускают директивы, а если мы их выполняем, то становится тепло и сытно.

- Ну, ну... - усмехнулась Вероника. - Ты хочешь сказать, что если мы будем паиньками, то Леонид Ильич проведет нам тепло и воду?

- Правильно мыслишь! - похвалил Баламут, с удовольствием понюхав вино. - Давайте верить в светлое коммунистическое будущее нашей отдельно взятой дыры и все будет тип-топ.

И не спеша, смакуя, выпил.

***

...Выбравшись на следующее утро в крааль, я обнаружил, что в ящике осталось всего пять бутылок марсалы, хотя должно было оставаться восемь, ну, в крайнем случае - семь. После короткого разбирательства с выползшими вслед за мной на солнышко друзьями выяснилось, что две бутылки спрятал Баламут. После того, как вылил в себя третью.

Мы с Бельмондо почти не обиделись - Баламут не был бы Баламутом если бы не припрятал выпивку на утреннюю реабилитацию. В душах наших бродила благодать - накануне ничего не намешали, похмелиться есть чем, да и небеса молчат, как им и полагается - на дворе понедельник, а каждый из нас, каждой своей клеточкой происходя из славной прослойки совслужащих, знал, что в понедельник у всех мало-мальски значительных руководителей обязательная планерка.