Array Альманах «Подвиг» - Ночные окна. Похищение из сарая

— Да-да, — подтвердил Владимир, — мы об этом уже говорили.

— Но вы не сказали о том, что никакой предсмертной записки найдено не было. — Левонидзе снова заглянул в папку. — Кроме листка бумаги с непонятной фразой: «Эники-беники ели вареники, все слопали, мне ничего не оставили, а энику я шею-то сверну!» Согласитесь, что для человека, готовящегося совершить самоубийство, звучит сие довольно странно и глупо, если только это не клиент Александра Анатольевича?

— Николай не был сумасшедшим, — произнес Алексей и залпом выпил.

— Нет, нисколько, он был необычайно трезвым и волевым человеком, — сказал и Владимир. — А то, что написал, к делу не относится. Просто любил черкать по бумаге, когда пребывал в задумчивости.

— Хорошо. Сочтем это неосознанным движением пера. Вопрос о другом. Застрелился он или нет?

— Застрелился — следствие пришло именно к этому ВЫВОДУ, — напомнил Владимир.

— Следствие приходит туда, куда его приводят, поверьте мне как профессионалу, — возразил Левонидзе. — Ответьте мне тогда на следующий вопрос: кто первым обнаружил труп?

— Да вы же наверняка знаете, — сказал Владимир, — я.

— А где был в это время Алексей?

— Тоже в Москве, — отозвался полковник. — Мы все собрались здесь по приглашению Николая. Но в путче я участия не принимал.

— Знаю, — произнес Левонидзе. — Николай почему-то оберегал вас от втягивания в политику. Очевидно, как младшего брата, считая вас таким до самого последнего момента. Это свойственно старшим, для них младшие до седых волос — дети. Наверное, он и любил вас больше среднего.

— Чепуха! — фыркнул Владимир. — Кто может определить степень любви? Вы, что ли?

— Я всего лишь следователь на пенсии, — скромно уточнил Левонидзе. — Я не претендую на роль ловца душ, как наш Александр Анатольевич. Мне привычнее оперировать голыми фактами. Итак, вы вошли в квартиру и обнаружили мертвое тело с огнестрельной раной в голове?

— Ну да, — кивнул подполковник. — И сразу вызвал милицию. Врач уже не требовался.

— Откуда вы возвращались?

— От Белого дома. Там уже все закончилось. Я шел к Николаю, чтобы сообщить об этом. Да он и сам знал, насколько я сейчас понимаю.

— Но он не знал о том, что вы были… на стороне Руцкого. Вернее, узнал об этом лишь утром.

— Чушь! — выкрикнул Владимир. — С чего вы взяли?

— Пришлось поговорить кое с кем из защитников Белого Дома. Там было много и моих знакомых из военной среды. Да что вы так побледнели? Ничего плохого в том нет. Каждый имеет право на свою позицию. Дело в другом. Августовский путч разделил двух братьев, как во время Гражданской войны. Но еще хуже то, что вы скрыли это от Николая. А он, очевидно, рассчитывал на вас, хотя бы на вашу моральную поддержку.

Владимир молчал, ему нечего было ответить.

— Вон оно что!.. — промолвил Алексей. — Но не может же быть, что Коля застрелился именно из-за этого?

— Нет, конечно, — кивнул мой помощник. — Он не застрелился, его убили. — И без всякого логического перехода добавил: — А как он вас называл в детстве, какими прозвищами?

Оба брата непонимающе уставились на Левонидзе.

— Вспоминайте, — сказал тот. — А то я могу подсказать.

— Эники-беники, — произнес Алексей. — Была у него такая присказка, когда он над нами подшучивал.

— Именно, — усмехнулся Левонидзе. — «Эники» — средний брат, «беники» — младший. И вот приходит этот «эники», которому, судя по записке, Николай Топорков обещал свернуть шею — наверное, за предательство, к нему в квартиру. Между ними происходит серьезный разговор. Ссора. Возможно, в это время Николай действительно чистил свое табельное оружие. Владимир сидел у окна, поскольку есть свидетельница, видевшая его голову. Но на ее показания во время следствия почему-то не обратили внимания. Вернее, сочли несущественными. А это важно. Во время ссоры Владимир встал, подошел к брату.

Левонидзе направился ко мне, продолжая свою речь:

— Он взял со стола пистолет, зашел сбоку от Николая и выстрелил ему в висок. Потому что всегда завидовал не только вам, Алексей, но и старшему брату-генералу. Затем стер с пистолета свои отпечатки и хладнокровно вложил оружие в руку Николая. Только совершил одну существенную ошибку. Вложил пистолет в левую руку, потому что сам левша. И каким же идиотом был следователь, который вел это дело, ответьте мне теперь?

В наступившей тишине слышалось лишь жужжание залетевшей в комнату осенней мухи. И тут раздался нечеловеческий крик: