Юлия Алейникова - Прощальный подарок Карла Брюллова

– Боишься, не влезу? – не обиделся Поликарп Петрович. – Не боись. Это я только с виду такой ветхий.

Все прошло как по маслу.

Первым в комнату ввалился Поликарп Петрович. А через пару секунд нагрянули с револьверами в руках Соломин со Стругачевым.

Венька сидел за накрытым столом среди пустых бутылок, положив хмельную голову на руки, и даже не шевельнулся.

– Ну все, Веня, пора просыпаться. Попался, – спокойно сказал Поликарп Петрович, убирая за пояс револьвер.

Он толкнул за плечо спящего уголовника, и тот стал мягко заваливаться на бок.

– Ох, ты ж, едрена мать! – зло выругался Поликарп Петрович.

Венька был окончательно и бесповоротно мертв.

– Как же так? Отчего же? – недоуменно хлопая густыми, по-девичьи длинными ресницами, спросил Соломин.

– Вот и мне интересно, от чего? – процедил сквозь зубы Поликарп Петрович, переворачивая Веню вверх лицом.

Никаких ранений, ни ножевых, ни огнестрельных, на Вене не было. Был он целехонький, только абсолютно мертвый.

– Может, сердце? – робко предположил Соломин.

– Сомневаюсь.

– Да, не-е, – протянул Захар. – Самогону небось нажрался хренового, вот и помер. А может, керосину вместо спирту глотнул? – принялся он обнюхивать стоящие на столе бутылки.

26 мая 1925 года, Ленинград

– Ну, я хозяйка, – зло отвечала сгорбленная, темная лицом старуха, продолжая возиться у печи, недовольно гремя чугунами. – И чего? Мой дом, кого хочу, того пускаю. Мне деньги нужны, кто платит, тому и сдаю, документов не спрашиваю. Мне вона мальца растить надо, сирота. Мать померла, а отец посаженный. С чего нам обоим кормиться?

– Вы когда к жильцу своему заходили? – укоризненно спросил Андрей Соломин, за что тут же получил от Поликарпа Петровича жесткий взгляд. Не лезь, куда не велели.

– Что мне к нему ходить? Мне шестьдесят годков стукнуло, вона половины зубов нет. К нему небось и помоложе девки ходят.

– Вы, гражданка Угрюмова, не очень-то огрызайтесь, нам про ваше семейство все отлично известно, и про мужа вашего медвежатника, и про зятя, вора и грабителя.

– Про мужа моего не вам теперя судить, его теперь Бог рассудит, а зятя своего я годов десять не видала. Так что пугать меня нечего. А за жильцами своими не слежу. Привычки не имею.

– Ладно, Анфиса Ивановна, – словно сдуваясь, проговорил Поликарп Петрович, садясь у стола. – Давайте полюбовно договоримся, и нам хорошо, и вам не плохо. Хватит грохотать, садитесь и скажите мне, когда вы последний раз жильца своего видели? Только давайте начистоту. Вас с внуком мы ни в чем не подозреваем, но до правды дознаться надо. Давайте, не упрямьтесь, к чему вам с нами в УГРО ездить, допросы, протоколы? А?

– Ладно, – вытирая о засаленный, прокопченный фартук руки, согласилась старуха. – Скажу уж, чего мне. С утра его видала. На стол накрыла. А внук мой Егорка за самогоном ему в лавку сгонял. Веня денег дал, он и сбегал. Сам никуда не выходил, на койке валялся. Вчера к нему деваха приезжала, Нюрка-Щеголиха, до самой ночи гуляли, потом Нюрка уехала, а он спал. А сегодня с утра похмельем мучился. Бутылки в комнате еще со вчерашнего валялись. Сегодня Егор только одну пол-литру принес, – перебирая край фартука, рассказывала старуха. – Я к нему без дела не лезла. А потом я в лавку за керосином ходила, да в церкву зашла свечку поставить за помин души дочери моей Клавдии, сегодня как раз пять лет было, как преставилась. Пришла, Егорка говорит, к жильцу дядька какой-то приехал на извозчике. Ну, мне чего? Послушала. Не шумят, и ладно. Ушла в огород, Егор тоже куды-то побег. Так что гость этот, видно, без меня ушел. Потому, когда я с огорода вернулась, за стенкой совсем тихо было. Ну, думаю, может, напились и дрыхнут, а может, гость ушел? А тут и вы нагрянули. Вот и весь рассказ.

– Вспоминайте, Анфиса Ивановна, гость когда пришел?

– Да, говорю же, не при мне было. Внук видал.

– А внук где?

– Да тута должон быть, – повертела повязанной темным платком головой старуха.

– Соломин, посмотри.

– Да, тут он, во дворе в ножички играет.

– Ну, парень, вспоминай, кто к вашему жильцу сегодня приходил? – усадив за стол худого, вертлявого мальчишку, с острыми, юркими неприятными глазками, строго спросил Поликарп Петрович.

– Да кто-то приходил, – не спеша ответил разбойник, косясь на бабку карим глазом.