– Благодарю. Вы можете быть во мне уверены. За год я успел привязаться к Талашкину, а о своем восхищении благородной деятельностью княгини говорил не раз, – ответил Лидин. Музыкант был искренен. Он действительно успел полюбить эти красивые места, а бескорыстная благотворительность княгини и вовсе его восхищала. – Кстати, вы видели эту картину?
– Ту, что Врубель хотел уничтожить? Кажется, он порезал ее? Нет, не видел.
– К счастью, он успел сделать лишь один надрез. А картина гениальная. И, это к нашему разговору, безусловно, картина – результат пребывания Врубеля в Талашкине. На ней Демон, пытающийся взлететь. У него просветленное лицо. Он вновь обрел веру. Он покаялся и возвращается к Богу. Гениальная картина, лучшая из всех, им написанных. Она почти закончена. Я не понимаю, почему вдруг Михаил Александрович разуверился в себе. Он хотел уничтожить свой шедевр!
К беседке подошла Мария Клавдиевна.
– Манечка, – обернулся к ней князь. – Василий Александрович говорит, что картина, которую чуть не уничтожил Врубель, – лучшее его творение. Ты ее видела?
Маня нахмурилась, ее оживленное лицо стало печальным:
– Видела, когда он начинал работать над ней. Да, картина многое обещала. Мне казалось, я добилась своего: Михаил Александрович был так весел в начале пребывания в Талашкине. Мне казалось, его болезнь ушла… И картина – какой я ее видела – об этом свидетельствовала. Она была задумана как светлое, жизнеутверждающее полотно, в ней чувствовалась вера. Неужели замысел изменился в процессе работы?
Ответил ей музыкант:
– Нет, не изменился. Демон взлетает, он верит, что может взлететь. Лицо у него такое просветленное… Картину нужно непременно сохранить. Доктор сказал, что приступ повторится.
Княгиня кивнула:
– Мы уже связались с его женой, она начала договариваться с лечебницей. Но пока он должен пожить здесь. Как бы он не вернулся к мысли о необходимости уничтожить холст.
– Так не показывайте его Врубелю, пока опасность повторения припадка не пройдет! – воскликнул Тенишев.
– Да, Василий Александрович, пожалуйста, спрячьте картину получше! – повторила и Мария Клавдиевна. – Ее нужно сохранить. Когда опасность вторичного припадка минует, Михаил Александрович вновь приедет к нам и допишет. Клянусь, я все для этого сделаю!
И вот теперь Василий Андреевич задумчиво смотрел на холст, закрепленный на мольберте в его собственном кабинете. Да, в его кабинет с роялем и балалайками принесли сегодня мольберт. Решение оформилось окончательно в его сознании ранним утром. Заря едва взошла, когда лакей, приставленный приглядывать за художником, сообщил ему, что тот проснулся.
Лидин тотчас отправился к нему. Врубель был почти спокоен, сам заговорил о лечебнице. Он уже лечился, и тогда ему стало лучше. Хорошо бы опять попасть в ту самую лечебницу, жена знает…
Лидин успокоился: кажется, художник вполне сознает свое состояние, он ведет себя разумно и намерен лечиться. Уже хорошо! Даст Бог, и поправится. Однако в процессе разговора Врубель вновь вспомнил своего «Взлетающего Демона» и взгляд его затуманился.
– Это лживая картина, – зашептал он почти на ухо Лидину. – Эта картина лжет! Он только притворяется, что взлетает, что верит… Прощение невозможно, покаяния не будет никогда. Веры нет, тьма кругом и сомнение! Посмотрите вокруг – вы не увидите любви, не встретите понимания. Вот какая правда. А в картине ложь! Зачем вы не позволили мне уничтожить этот холст?! Куда вы спрятали его?! – Он положил руку Лидину на плечо, и музыкант удивился тяжести его ладони.
Он нашел в себе силы пожать плечами почти равнодушно. Главное – спокойствие. С помутившимся разумом человеком нужно говорить уверенно и спокойно, как ни в чем не бывало – как князь вчера.
Подумав так, Лидин улыбнулся. Улыбка выглядела естественной, хотя далась музыканту с трудом.
– Напрасно вы волнуетесь, Михаил Александрович! – воскликнул он. – «Демон» ваш еще вчера был уничтожен. Вы ведь сами исполосовали его ножом, так что я велел Лизе выбросить эту порезанную тряпку. К чему она? От картины ничего не осталось! Давайте лучше завтракать – я тоже сегодня рано встал и уже проголодался. Степан! – Он позвонил в колокольчик. – Принеси-ка нам, голубчик, кофе!
Выйдя от художника, Лидин уже знал, что будет делать. Ночью перед этим разговором он почти не спал и придумал способ укрыть картину от глаз сумасшедшего художника, если потребуется. Холст не надо прятать. Картину необходимо «записать» – то есть временно скрыть, написав сверху другую. Врубель не сможет обнаружить ее, если ему вновь придет мысль о том, что ее необходимо уничтожить.
Читать дальше