Леонид Залата - Волчьи ягоды

Панин приветствовал Гафурова нетерпеливым жестом. Помня разговор с Журавко, майор приготовился выслушать недовольство тем "вето", которое он наложил на трикотажную фабрику, однако Панин был настроен миролюбиво или, может, не располагал временем для спора.

- У Ремеза сидит девушка, которая может тебя заинтересовать, - сказал Панин. Несмотря на заметную возрастную разницу, они давно были на "ты". - Но прежде полистай эти бумаги.

Капитан вынул из ящика папку и положил на стол перед Гафуровым.

- Это материалы о смерти кладовщицы трикотажной фабрики Сосновской, сказал он. - Ты почитай, а я на несколько минут отлучусь.

5

Яроша было не узнать. Под глазами залегли синие тени, а сами глаза ввалились и горели болезненным блеском. Мать жалобно вздыхала, а отец избегал сына. У него иногда появлялась мысль: нет ли Славкиной вины в самоубийстве Нины? Девичья душа - нежная и уязвимая, а этот болван... Сказать правду, легкомыслия за сыном старший Ярош не замечал. Но не бывает же дыма без огня? Должна быть причина, в результате которой и свет становится немил.

Отец как раз собирался в ночную, когда Ярослав спросил его:

- Неужели ты думаешь, что я виноват в смерти Нины? Если бы так, то милиция...

Исподлобья посмотрел на сына:

- Милиция... А совесть?

Дверь закрылась, было слышно, как затихают на лестнице отцовские шаги. У Ярослава побелели губы:

- Это... жестоко. Почему он мне не верит, мама? Если бы ты знала, как мне сейчас тяжело.

Снова и снова вспоминал последнюю встречу с Ниной, доискивался таинственного смысла чуть ли не в каждом ее слове, проникался тогдашним ее настроением.

- Нельзя было мне ехать в Мисхор, - сказал он Ремезу и молчание следователя воспринял как согласие. - Я не придал значения ее словам, думал... Не знаю, что и думал. Переспросил для порядка и успокоился.

Ремез и на это не отреагировал. Он был весь какой-то непредсказуемый, этот краснощекий старший лейтенант с крутым лбом, на который падали волнистые волосы. Видимо, прокуратура не случайно остановила свой выбор на нем, когда потребовалась помощь угрозыска. Ставил вопросы Ремез, казалось, нескладно, иногда такие, что и не поймешь, какое они имеют отношение к делу. Со всем, что говорил Ярош, соглашался, одобрительно кивал головой, однако позже снова возвращался к прежней теме разговора.

Постепенно Ярослав начал понимать, что следователь не такой простак, как казалось ему на первый взгляд. И, похоже, знает о смерти Нины что-то такое, чего не знает он, Ярош.

Подчеркнутая вежливость следователя стала раздражать Яроша. "Что за нею кроется? Не презрение ли? - думал он. - Может, Ремез считает, что меня волнует не столько смерть Нины, сколько степень моей причастности, и поэтому я выворачиваю перед ним душу?" Ванжа казался ему проще, прозрачней в чувствах и поступках. Только раз, по дороге из Мисхора в Симферополь, мелькнула мысль о возможной предвзятости оперативника к нему, Ярошу, но он сразу отбросил ее. Был уверен, что лейтенант Ванжа не способен на обман, хотя и не мог объяснить, почему воспринимал это как факт, который не требует доказательств.

Следователь Ремез такого доверия у Яроша не вызывал. Слишком придирчиво копался в самых незначительных подробностях. Вдруг пожелал, чтобы Ярош повез его в Дубовую балку. Среди ночи, непременно на "Яве", чтобы все было именно так, как тогда, когда записаны соловьи.

- Я тут как-то крутил вашу пленку, - сказал Ремез. - И знаете, давненько не испытывал такого наслаждения. Захотелось послушать этих чародеев не из железной коробки, а вдохнуть звуки вместе с запахами природы. Кажется, Брамс говорил, что восприятие музыки зависит от трех факторов: мастерства исполнителя, эмоционального уровня слушателя и условий среды. Так как - согласны?

- А вам в самом деле необходимо мое согласие? - спросил Ярош.

Ремез улыбнулся, округлив и без того круглые, по-девичьи румяные щеки:

- Значит, договорились.

Дубовая балка встретила их дремлющей тишиной. Только неутомимые цикады нежно стрекотали в травах, а в овраге квакали лягушки. На какой-то миг Ярошу показалось, что это выдумка: его пребывание в Крыму, путешествие на Ай-Петри, неожиданное появление Ванжи, смерть Нины, этот уж слишком вежливый следователь - все это порождение чьей-то болезненной и жестокой фантазии. Разве не вчера он продирался сквозь эти заросли за соловьиным концертом на радость Савчуку и всем слушателям популярной передачи "Природа и мы"? Завтра впервые в жизни он увидит море и начнет работать над выношенным в мечтах звукофильмом, а еще запишет голоса чаек.