Фридрих Незнанский - Место преступления

Но машина продолжала мчаться, словно бешеная, и стук смолк. Не достали, с облегчением выдохнул Турецкий. Но ехать в таком виде дальше?.. А что делать? Возвращаться под те же пули?

Ясно было, что это — засада. Но кто мог знать о том, куда и с чем едет Турецкий? Выходит, знали. И пытались остановить, чтобы «поговорить», разумеется, может, и не убивать, а так, по-дружески посоветовать что-нибудь этакое. Не сумели, теперь могут объявлять нарушителя в розыск. Станут по трассе оповещать. Нет, братцы, этот номер у вас не пройдет! И Турецкий, не снижая скорости и выскочив на трассу, достал телефон;.

Первый звонок — к Гордееву.

— Юра, что у вас?

— Жду. Филипп должен сейчас выйти. Указание дано.

— Юра, нигде не задерживаясь, мчитесь в Бобров. Адамам немедленно передай, чтоб никому и ни при каких условиях не открывали двери. Кроме вас.

— Что так?

— Только что на выезде к трассе обстреляли. Били целенаправленно. Камуфлированный мордоворот пытался остановить, а стреляли, конечно, из кустов справа. Вере ничего не говори, а то из-за машины опечалится.

— Нашел о чем думать! Сам-то как?

— Если не остановят, доеду. Две сотни впереди, попытаюсь сейчас вывернуться как-нибудь. Ну, привет. Не теряйте времени…

Следующий звонок — к Меркулову. И текст — тот же: обстреляли, возможны дальнейшие дорожные осложнения. Константин Дмитриевич напрягся, это было слышно в трубке — по его хрипящему дыханию. Сердится.

— Костя, ты с кем еще говорил? Где возможна утечка?

— Ты с ума сошел?!

— Повторяю, ни одна живая душа, кроме нас с тобой, ну и Юрки еще, об этом разговоре не знает. Остается подозревать Сердюка. Думай, Костя. Но в любом случае я сейчас в Смоленск не доеду, остановят — впереди двести верст. И назад не могу вернуться, засада прямо на дороге была. На шоссе. А я еще сбил того, кто пытался меня остановить. Вот те, что засели сбоку в кустах, и не выдержали, поторопились, видно, поняли, что я ухожу. Машину покурочили, а она дорогая и чужая. Японский джип все-таки! Век не расплачусь теперь. Но пока я на колесах.

— Что же предлагаешь?

— Я-a?! Я полагал, Костя, что это ты у нас мыслитель. Я бы, например, на твоем месте срочно позвонил еще раз Сердюку и сказал, что Агеева обещали освободить скоро, там Гордеев ждет. После чего они понесутся в Бобров. А вот твой покорный слуга хочет знать, кому сказал о моей поездке прокурор? Костя, жми, пусть «колется» немедленно. И еще можешь без всяких намеков сказать, что если с голов Кати или Веры Красновых упадет хотя бы один волос, я этого Крохаля поганого и в Греции достану. А как я умею это делать, ты помнишь. Скольких я бежавших сукиных сынов в бытность свою под твоим «ласковым приглядом» доставил к тебе из загранки? В браслетах! И этот не избежит подобной участи, я твердо обещаю, меня злить не стоит. К тому же и семья его здесь, Юрка говорит, очень даже милая женщина, пусть он и об этом почаще думает. Они-то уж никуда от нас не уедут!

— Ну, хорошо, а что толку-то? Скажу, а ты сам как?

— А вот об этом пусть теперь прокурор думает. Отдает по трассе строгое приказание категорически не трогать, не останавливать и не задавать дурацких вопросов водителю серебристого джипа «тойота» бортовой номер… сейчас скажу…

Турецкий остановил машину, вышел, оглядел простреленный в десятке мест правый борт.: отверстия были аккуратные, даже по-своему элегантные, только вряд ли кто оценит правильно. А затем он продиктовал Меркулову московский номер автомобиля и снова прыгнул за руль. Машина понеслась…

Дальнейшая дорога прошла без происшествий. Правда, в трех местах на трассу выскакивал очередной гаишник, рассматривал номер даже и не думавшего притормаживать джипа, кивал себе и небрежно отдавал честь. Кому? А, черт его знает, может, тому, кто ему такое нелепое указание отдал. Значит, Костя растряс все-таки этого болтливого Сердюка.

Меркулов сам вышел на связь, когда Александр Борисович снова вернулся к оборванной мысли о тщетности всего сущего. Ну конечно, размышлял он, вспоминая текст великого царя Соломона Давидовича… «Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после…… Как хочется жить после этого! Причем красиво…

— Саня, как у тебя дела? Ты не поверишь, я накричал на него! И сказал насчет волоса. Сперва, конечно, с твоей головы. Ну, а потом и про Красновых. Кажется, он понял. Тебя не останавливают?