Эдуард Хруцкий: Приступить к ликвидации

— Ну-ка, убери ее, — отдуваясь, приказал Никитин. Бегать по этажам в полушубке было тяжело и жарко.

Проводник оттянул рычащую собаку, и Никитин распахнул дверь шахты. Мертвая кабина застыла здесь на многие годы.

Никитин посветил фонарем и увидел брезентовую сумку, валявшуюся в углу. Он вошел в кабину, нагнулся, расстегнул пряжку, направил фонарь внутрь. В сумке насыпью лежали патроны к пистолету ТТ и нагану, несколько пачек папирос «Совьет юнион» и какие-то металлические пластинки.

Никитин взял одну и увидел не то буквы, не то цифры, выбитые на конце.

— Это типографские литеры, — сказал за его спиной эксперт.

— Шрифт? — переспросил Никитин.

— Да.

— Зачем он ему?

— Приедем на Петровку, узнаем, что сложить из этих буковок можно.

— Ну что ж, вызывайте перевозку, — скомандовал Никитин, — убитых на экспертизу, а мы по домам. Ты, Шукаев, с ними поедешь, рапорт напишешь.

Утром его вызвал начальник МУРа: позвонил по телефону сам и голосом, не терпящим возражений, коротко бросил:

— Зайди.

Данилов вздохнул, закрыл старое дело бандгруппы Пирогова, которое изучал уже второй день, интуитивно чувствуя какую-то невидимую связь между тем, чем он занимается сегодня, и бандой Пирогова, и пошел к начальству.

Бессменный помощник начальника Паша Осетров, затянутый в синий новый китель, покосившись на краешки ослепительно блестящих погон, кивнул Данилову на дверь:

— Ждет, товарищ подполковник.

Слово «подполковник» Паша произнес с осуждением, покосившись на гимнастерку Данилова со споротыми петлицами.

Начальник стоял посреди кабинета, новая форма делала его моложе и стройней.

— Ну, что у тебя, Иван?

— Все то же самое.

— Так и прикажешь докладывать руководству?

— Пока я ничего конкретного сказать не могу.

— Так, — начальник начал раскачиваться с пятки на носок. — Так, — еще раз повторил он, — хоть что-то у тебя есть?

Данилов посмотрел в окно. По заснеженной Петровке метель гнала редких прохожих. Он помолчал, достал папиросу, прикурил.

— Не знаю, товарищ начальник, не знаю, так, слабые наметки.

— Садись, — начальник опустился в кресло, — сейчас Серебровский зайдет, помозгуем втроем.

Данилов посмотрел на ладную, подтянутую фигуру начальника МУРа и вспомнил, как тот в мае сорок первого рассказывал ему о диете, на которую сел, чтобы похудеть.

— Ты еще смеешься, Иван?

— Да вспомнил, как ты на диету садился перед войной.

В редкие минуты, когда они оставались вдвоем, Данилов и начальник МУРа по-прежнему были на «ты», как в те далекие годы, когда совсем молодыми пришли в уголовный отдел ВЧК. С тех пор они шли по жизни рядом, и Данилов совершенно не завидовал тому, что его друг внезапно из начальника отдела стал руководителем МУРа.

— Жизнь, Ваня, у нас с тобой почище, чем в санатории «Мацеста»...

Начальник не договорил, дверь распахнулась, и в кабинете появился полковник Серебровский — стремительный, цыганисто-красивый и всегда веселый.

Данилов знал полковника много лет, видел все его падения и взлеты, и его всегда поражала легкость характера Серебровского. Он жил просто и весело, находя хорошее в любой, самой плохой, ситуации.

— Ну вот и я, — сказал он, усаживаясь и весело поглядывая на Данилова, — давай, Ваня, поведай нам страшные уголовные тайны Москвы.

— Да что говорить-то. Я же все написал в рапорте. Три преступления. На Башиловке ограблена машина с продуктами, шофер и экспедитор убиты. На улице Красина взят магазин, причем сторож найден убитым на улице. На Полянке — квартира. Унесено много ценных вещей. Хозяин ничего толком сказать не может. Открыл дверь, хотел вынести мусор, его ударили по голове, он потерял сознание, заволокли в квартиру, надели мешок на голову, связали.

— А что взяли? — поинтересовался начальник.

— Золото, хрусталь в серебре, несколько отрезов габардина, бостона, коверкота, два кожаных пальто, фетровые бурки [5] Теплые высокие сапоги, обычно из войлока или фетра на кожаной подошве. , колонковую и каракулевую шубы. Деньги двадцать тысяч и на девять тысяч облигаций золотого займа.

— Кто потерпевший?

— Минин, солист Москонцерта, — ответил Серебровский.

— Это какой Минин? Утомленное солнце?.. — поинтересовался начальник.

— Именно он, жена его работает в жанре художественного свиста. Пластинка есть, танго «Соловей» высвистывает.

— Они хорошие люди, — перебил Серебровского Данилов, — работают во фронтовых концертных бригадах.