Эдуард Хруцкий - МЧК сообщает

— Может, мне подождать, Василий Николаевич? — хитро усмехнулся Мартынов.

— Нет, Федор, пошли вместе. В другое бы время пришел один, пригласил бы девушку по Москве погулять, в Художественный театр сводил. Вместе погрустили бы над судьбой трех сестер. В другое время.

— Василий Николаевич, дорогой мой, разве для любви есть время?

— Слишком тяжела ее утрата, и слишком большая опасность угрожает ей.

— Вы думаете?

— Предполагаю.

Строгая, вся в черном, Елена Климова сухими от горя глазами глядела на Мартынова и Манцева.

— Елена Федоровна, — сказал Манцев, — покажите нам комнату брата.

— Прошу.

Комната Климова была небольшой. Книжный шкаф, диван, покрытый ковром, письменный стол.

Над диваном скрещены две шашки: одна с анненским, другая с георгиевским темляком и позолоченным эфесом.

Мартынов подошел ближе и прочитал: «За храбрость».

Рядом висело несколько фотографий. Группа юнкеров-александровцев, два молодых подпоручика в парадной форме, Алексей Климов в штабс-капитанских погонах, с рукой на перевязи.

Манцев подошел к стене, начал рассматривать фотографии.

— Кто это рядом с Алексеем Федоровичем?

— Его товарищ по училищу, Сергей Наумов, они сфотографировались в день производства.

— Елена Федоровна, а у вас случайно нет фотографии Виктора Копытина?

— Конечно, Василий Николаевич, но зачем она вам?

— Елена Федоровна, мне тяжело говорить, но Алексея Федоровича убил Копытин.

— Нет!.. Это невозможно...

— Но это так. Копытин убил и Басова, и еще нескольких человек.

— Это невозможно.

— Елена Федоровна, поверьте мне, на его руках много крови прекрасных, нужных новой России людей.

— Он заговорщик?

— Нет, он стал бандитом.

Елена опустилась на диван, закрыла лицо руками. Так она сидела несколько минут, потом посмотрела на Манцева:

— Он вчера был у меня.

— Зачем?

— Он ничего не знал об Алешином письме, он приходил и сказал, что брата убили вы.

— Неужели вы ему верите?

— Нет.

— Так где его фотография?

— Висела на стене.

На месте фотографии они увидели только темный квадрат на выгоревших обоях.

— Он заходил в эту комнату?

— Да, — тихо ответила Елена.

— Елена Федоровна, он мечется по городу, как зверь, у него нет выхода, мы его поймаем, но он может появиться у вас снова.

— И что мне делать?

— Разрешите посмотреть квартиру?

— Конечно.

— У вас во двор окна комнат выходят?

— Только на кухне.

Они вошли на кухню.

— Вот как хорошо, — засмеялся Мартынов, — занавесочка славная у вас.

— Какая занавесочка? — непонимающе спросила Елена.

— А вот эта, в пол-окна, пестрая. Ее и днем заметишь. Если Копытин придет, вы ее задерните.

Война войной, революция революцией, а Мясницкая такая же нарядная. Правда, подоблезли золотые буквы на вывесках торговых фирм, новые названия советских учреждений появились, но тротуары чистые, даже потрескавшиеся стекла магазинов горели на солнце.

Что и говорить — московское «сити».

Да и народ здесь привычный, одетый добротно. Меха, сукно дорогое, трости.

Копытин остановился напротив дверей с вывеской «Валютный отдел».

Дверь двухстворчатая, сбоку милиционер с наганом на ремне прыгает от мороза.

Ничего. Пусть себе прыгает пока.

И вдруг на той стороне — дама в чернобурой шубе, шапочка на брови натянута. Копытин перебежал улицу:

— Ольга Григорьевна!

Остановилась, взглянула изумленно:

— Господи, Виктор!

Щелкнул каблуками, наклонился к руке. Ольга Григорьевна оглянулась.

— Вы с Юга? — спросила шепотом.

— Так точно.

— Как там?

— Наступаем.

— Скоро ли в Москву?

— Трудно, очень трудно. А вы как здесь, Олечка, как муж?

— Трясемся, ждем обысков, реквизиций.

Копытин взял ее под руку и повел по Мясницкой.

— Милая Олечка, передайте Петру Львовичу, что есть шанс уехать на Юг.

— Не может быть!

— Тихо, ради бога, тихо. Я через несколько дней уезжаю, могу взять вас с собой.

— Но это опасно.

— Нисколько. Мы поедем в поезде Международного Красного Креста.

— Вы наш спаситель.

— Ждите, — сказал Копытин, — и учтите, что под флагом Красного Креста можно провезти все. В Москве очень неспокойно. Чекисты убили Бориса Аверьяновича Басова, забрали его редчайшую коллекцию.

— Я слышала, Виктор, это ужасно, — глаза Олечки наполнились слезами.

— Алешу Климова убили. Вашего поклонника.

— Господи, Алешу? За что?

— Он хотел справедливости.