Фридрих Незнанский - Дурная слава

«Вот и конец наконец бесконечной былине», — чуть было не пропел вслух Турецкий.

…После завершения доклада, выступления президента, порадовавшего присутствующих своей краткостью, заседание было объявлено закрытым. С трудом передвигая затекшие ноги, чиновники выползли Из зала. Прокурорских ждал фуршет, который должен был начаться через пятнадцать минут. Турецкий, Грязнов и Гоголев спустились в вестибюль покурить.

— Ну что, Санечка, остаешься стерлядки откушать? Да лебедей жареных? — язвил Грязнов, не получивший приглашения на праздник.

— Ой, Славка, как говорит наш Моисеев, оно мне надо? Ходи там с постной рожей и бокалом шампанского, которое я терпеть не могу. И улыбайся сахарной улыбкой и строй глазки начальству.

— Да… Ты, видно, у него на особом счету. Все-то он на тебя поглядывал… — заметил Гоголев.

— Ага, пока наш Санечка не уснул сном младенца, — хохотнул Грязнов. — Тут уж на него и сам «гарант» внимание обратил.

— Черт, неудобно вышло! Я ж из командировки! Только утром прилетел, едва успел домой заехать. Не спал ни черта…

— Это твои трудности, они начальство не волнуют… Ох и всыпят тебе, Санечка, за неуставное поведение в присутствии высших чинов Родины! — радовался Грязнов. — Ну не переживай. Если уволят, я тебя к себе опером возьму, так и быть! Будешь на «земле» работать, чистым воздухом дышать.

— Спасибо, Слава! Я тебя тоже люблю, — оценил предложение Турецкий. — Жаль, что вы сейчас уходите. Мне будет вас не хватать. Вы сейчас куда?

— В «Узбекистан», ясный перец! Нужно обсудить эпохальный доклад. Не здесь же…

— Без меня не начинайте! Я с полчасика покручусь здесь — и к вам!

— А на сколько времени ваша гулянка рассчитана?

— На два часа. Так что я по ускоренной программе вполне в полчаса впишусь. И сразу к вам.

— Ладно, обсуждать без тебя не будем, а насчет выпить-закусить — уж не обессудь. А то ты здесь в шампанском купаться будешь, а мы там голодовать должны?

— Тебе полчаса воздержания не повредят, — не преминул съязвить Турецкий. — Да и Виктору тоже.

— Это ты брось! Генералов живот украшает! — пробасил Гоголев.

В кармане Турецкого запиликала трубка.

— Алло? Да здесь я, Костя. Сейчас иду. Бегу! Даже лечу! — Саша сунул трубку в карман. — Все, груба зовет!

— Лети, лети, молодой орел! — хмыкнул Вячеслав.

— Жди меня, и я приду! — бросил напоследок Александр. — Я бы даже сказал: ты свистни, себя не заставлю я ждать!

Вокруг уставленных яствами столов, что называется, яблоку упасть было негде. Если бы не. Клавдия Сергеевна, даже показалось, что ему нет места на этом празднике, проходившем под девизом «Новый год к нам мчится, скоро все случится!». Одноименная песня лилась из динамика, утверждая, что «ждать уже недолго, скоро будет елка». Действительно, разряженная искусственная елка стояла в красном углу, то есть поблизости от поперечины стола, где в непринужденных позах с бокалами в руках стояли руководители ведомства и страны. Турецкий огляделся, выискивая своих. Ага, вон она, Клавдия, бессменный секретарь Меркулова и одновременно боевая подруга Турецкого! Машет серебряным крылом, вернее, широким рукавом ослепительно белой блузки. Александр поспешил навстречу, протиснулся между нею и Меркуловым.

— Не стыдно? Чуть не опоздал! — сердито буркнул Костя.

Собственно, отчитывать Турецкого у Константина Дмитриевича особых прав не было — оба они существовали в ранге первых замов генерального, но Костя привык считать себя начальником Александра, да, по сути, им и оставался. Что Турецкого вполне устраивало. Поэтому, смиренно склонив голову, он шепнул:

— Извиняйте, гражданин начальник!

— Тихо, молчи и слушай!

Музыка смолкла. Тут же установилась мгновенная тишина.

Слово взял президент. Он поздравил присутствующих с наступающим Новым годом, а также длительными каникулами (свалившимися на головы бедных, ни о чем таком не просивших россиян, тут же мысленно вставил Турецкий), пожелал прокурорской братии всего, что и полагалось пожелать. После чего застолье вступило в свои права.

Меркулова занял разговором прокурор Москвы, чем не преминула воспользоваться Клавдия Сергеевна. Она впервые попала на подобного ранга мероприятие и, судя по всему, очень волновалась. Густо подкрашенные глаза лихорадочно блестели, щеки пылали, пышная грудь вздымалась, едва умещаясь в облегающей блузке с довольно смелым вырезом. Турецкому даже показалось, что боевая подруга вот-вот хлопнется в обморок, и он поддержал Клавдию под локоток: