Генералитет, в составе Турецкого, Грязнова, Гоголева, Бобровникова и примкнувшего к ним Туманова, встретился на конспиративной квартире, где остановились Вячеслав с Александром, и все проговаривали дальнейший ход событий. То есть вариант номер два, при котором эксгумация тела Ратнера не даст никакой информации. Бобровников настоял на том, что в этом случае в роли живца будет выступать он. Так как, первое — погибли его родные и это его личное дело разобраться с убийцами; второе — на него клюнет Стрельцов.
Туманову отводилась роль дублера.
В четверг, двадцать четвертого февраля, в шестнадцать часов стало известно, что никаких веществ, которые могли бы вызвать смерть Льва Давидовича Ратнера, при вскрытии его тела не обнаружено.
В действие вступал план номер два под кодовым названием «Банкет».
В пятницу, к шести часам вечера, к ресторану «Князь Голицын», что на Петроградской стороне, начали съезжаться автомобили, преимущественно дорогие иномарки, из которых выпархивали принаряженные дамы и выходили степенные мужчины.
На пороге огромного зала, уставленного круглыми столами, их встречала очаровательная девушка. Она рассаживала гостей.
— Марина Игоревна, ваш столик восьмой, вы с кардиологами.
— Татьяна Геннадьевна, дерматологи с инфекционистами за шестым столиком. Вам туда.
— Добрый вечер! Рады вас приветствовать, Артем Михайлович!
— И я рад видеть вас, Анечка! Все цветете!
Сколько же можно хорошеть? Вы меня просто деморализуете!
— Ой, ну что вы, Артем Михайлович! Вы меня смущаете!
— Ладно, не буду! Но первый танец за мной, договорились?
— Хорошо, а сейчас прошу за стол! Вы, естественно, в центре, рядом с Александром Арнольдовичем. Вон тот центральный стол. Маша, проводи господина Тихомирова.
— Добрый день! Ваше приглашение? Замечательно. Могу я спросить вашу фамилию? Бобровников… Игорь Андреевич! Очень рады видеть вас на нашем празднике. Ваш столик под номером три, рядом с центральным.
Зал стремительно заполнялся. Как понял Бобровников, персонал клиники занимал столики согласно, так сказать, специализации, а два стола возле центрального были предназначены гостям. Его, однако, занимали не гости и не хозяева праздника. Только что он услышал голос, который был ему смутно знаком. Причем знаком с очень давних времен. Он попытался сосредоточиться, однако сделать этого не удалось — к нему подходил сам генеральный директор Стрельцов.
— О, Игорь Андреевич, очень рад вас видеть!
— Взаимно, — откликнулся Бобровников.
— Хорошо, что вы пришли! Надеюсь, мы вас не разочаруем.
— Совершенно в этом уверен! — откликнулся Игорь.
— А вот и наша прима, гордость петербургской сцены! — Он шагнул навстречу пожилой, некогда очень известной актрисе в длинном шелковом платье, которую сопровождала девушка в униформе клиники.
Дама благосклонно улыбнулась, позволила Стрельцову приложиться к ручке. Девушка, отодвинула кресло, помогая актрисе усесться. Бобровников занял место рядом, спиной к центральному столу. Кроме актрисы его соседями оказались бизнесмен-лесопромышленник с юной супругой, годившейся бизнесмену во внучки. И пожилая пара — как выяснилось, профессора одного из медицинских вузов.
Украдкой Бобровников взглянул на господина Тихомирова, который с кем-то беседовал, и попытался понять, кого же напоминает ухоженный, респектабельный господин…
Но тут слово взял Стрельцов. Стоя с бокалом вина, он поздравил соратников с коллективным днем рождения, пожелал всем присутствующим хорошего отдыха. И дал слово господину Тихомирову, «депутату Законодательного собрания, большому нашему другу, помощнику, а когда нужно, и защитнику!».
Отрекомендованный таким образом господин поднялся, заговорил звучным, довольно высоким голосом:
— Дамы и господа! Мне очень приятно присутствовать на этом празднике. Это тем более волнительно…
Игорь ненавидел это «волнительно» вместо вполне литературного «волнующее событие», или «я взволнован», или… да масса вариантов. Почему-то новомодное словечко, с которым он столкнулся по возвращении в родные пенаты, ассоциировалось у него с процессом пищеварения: волнительно — пищеварительно. Но внимание опять-таки привлекло не слово, а голос мужчины. Тембр этого голоса, излишне высокий и звонкий, не очень подходящий к наружности господина Тихомирова, тембр этот определенно был знаком! Ну вспоминай, разведчик! Тихомиров тем временем с трудом подбирался к финалу спича:
Читать дальше