Игорь Заседа - Бой за рингом

Эта ночь на кладбище, в глухой таинственной тишине и покое, что бывает лишь на погосте, где жизнь сохранилась бесплотной памятью, потом долго снилась мне, и я просыпался, и руки шарили в темноте, разыскивая Жужу...

Мы попрощались у ее дома и условились провести вместе пару недель на Верховине. Давно мечтал об этом. Теперь же был уверен, что завтра буду свободен, потому что никто не станет держать меня в сборной...

Что не говорите, а судьба есть!

Ну, кто мог предположить - ни я, ни мой нынешний наставник и в дурном сне увидеть такого не ожидали! - что мы столкнемся нос к носу в пятом часу утра в гостиничном коридоре. Я на цыпочках пробирался к своему номеру, зажав в руке предусмотрительно унесенный с собой ключ, без помех поднявшись на третий этаж через черный ход со двора, когда прямо передо мной от резкого толчка распахнулась дверь и...

Мы оба остолбенели. Тренер - в синих тренировочных брюках и в адидасовской синей майке, раскрасневшийся, крепко выпивший, с взъерошенными волосами и бутылкой недопитого коньяка в одной руке и с двумя колодами карт в другой - он был заядлый преферансист, это было всем известно в сборной, и я - в своем красном вызывающем пиджаке и тоже с не слишком благостным лицом. Он, моралист и жесткий "дисциплинщик", и член сборной команды, которому завтра, какое там - сегодня, выходить на старт...

Ситуация!

- Спокойной ночи, Владимир Федорович! - почти механически произнес я, обалдевший от встречи.

- Спокойной но-чи, - медленно выдавил старший и громко икнул.

Я понял, что отказаться от старта, как намеревался, не смогу, ибо это потянет за собой нить, что раскрутит весь клубок моих неудач и неповиновений наставлениям тренерского совета сборной, и тогда мне и впрямь не видать удачи, как бы ни бился, как бы ни старался на тренировках. Но угрызений совести, вот вам честное слово, не ощутил, и забрался в постель, и мгновенно уснул, едва голова коснулась подушки.

Перед заплывом я хорошенько размялся, тренер "взял" два полтинника и остался доволен результатами. Он вел себя так, будто ничего не случилось и никаких тайн между нами не существовало. Единственное, что он сделал: отложил в сторону взятый было мегафон, и это стало признанием мира, наступившего в наших сложных и не всегда оправданных отношениях. Впрочем, в тот момент я думал о Жуже и рассматривал из воды трибуны, выискивая девушку, хотя доподлинно знал, что ее там быть никак не могло: Жужа собралась на день съездить во Львов, в институт, чтобы перенести практику на полмесяца вперед, а эти освободившиеся две недели провести со мной на Верховине...

Я подмигнул Головченко, и это озадачило его - с чего это у Романько такое отличное настроение, с его-то секундами?.. И он не смог скрыть своей растерянности. Я же чувствовал себя легко, свободно и потому без задней мысли сказал довольно громко, так, что услышал и Харис:

- Что, парни, поплаваем?

У меня и в мыслях не было задать им трепку, просто нужно было как-то дать выход своему игривому настроению. Мне терять было нечего, я это знал, и вместо Рима я уеду на Верховину, и мы поселимся с Жужей в уютном домике на отшибе села, где живут бокараши, признающие только шампанское, и я буду говорить ей "О сэрет ми!" - единственные венгерские слова, известные мне. А они, кажись, восприняли меня всерьез.

- Только не летите, парни! - попросил я, и Головченко чуть со стартовой тумбочки не свалился от неожиданности.

Я плыл, как никогда не плавал, - вдохновенно и мощно работали мышцы и сердце, и усталость не приходила, а наоборот, хотелось плыть и плыть, и мягкая, ласкающая вода так и не стала вязкой, наждачно-жесткой на последних метрах дистанции. Право же, я за все эти две с лишним минуты, пока мы преодолевали двести метров дистанции, ни разу не обратил внимания на собственное положение на дорожке и на своих друзей-соперников - я плыл для себя, и этим было все сказано.

И лишь финишировав, вдруг вспомнил, почему так хорошо мне было на заключительном "полтиннике", - никто не тревожил воду перед моим лицом!

- Ну, знаете, Олег, так долго валять дурочку! - Надо мной склонился Владимир Федорович, и счастье просто-таки распирало его, и я испугался, как бы он не лопнул от самодовольства. И причиной тому был я, Олег Романько, финишировавший с новым рекордом Европы и с лучшим в мире в нынешнем сезоне результатом...

Жужу я так больше не увидел: на следующий день улетел в Москву. Ни адреса, ни фамилии девушки я не знал. Все надеялся вернуться сюда, да спорт - о спорт! - внес, как всегда, свои коррективы в мои личные планы.