— А вам бы не показалось? — спросил Ольшак. — Кто-то покупает две тысячи клоунов и исчезает без следа.
— Но мне заплатили наличными, пан капитан. Это меня несколько удивило, но я подумал, а вдруг у моей покупательницы две тысячи детей, — Махулевич опять улыбнулся, довольный своей шуткой.
«Он держится так, — подумал Ольшак, — будто ждал моих вопросов и заранее приготовил на них ответы».
— Та женщина — брюнетка в черных очках, не так ли?
— Конечно, — ответил машинально Махулевич.
— Почему «конечно»? — наступал Ольшак.
— Особа, таинственно исчезнувшая после приобретения двух тысяч клоунов, должна выглядеть таинственно, не правда ли? Пан инспектор прекрасно ее себе представил.
Махулевич явно издевался над ним, и Ольшак не выдержал.
— Приведите задержанного! — рязкнул он в трубку. Но Махулевич не смутился, увидев Бабулю.
— Это он? — спросил Ольшак.
— А как же! — подтвердил Бабуля. — Кому же еще быть? Я ведь говорил — пан Махулевич.
Инспектор жестом попросил увести Бабулю.
— Вы знаете этого человека?
— Этого идиота? Разумеется. Иногда я использую его на складе, когда нужно перетащить какую-нибудь тяжесть. Сильный, бестия.
— И поэтому вы наняли его для того, чтобы сбросить Сельчика с девятого этажа.
Махулевич беспокойно заерзал на стуле.
— Что вы делали в ночь с третьего на четвертое сентября?
— Не помню. Сомневаюсь, чтобы и вы помнили, чем занимались в ту ночь.
— Я помню, — сказал Ольшак. — В ту ночь я осматривал тело человека, который выбросился, а оказалось, что его выбросил из лоджии Бабуля, которому вы заплатили пятьсот злотых и помогли перебраться из квартиры Сельчика в соседнюю лоджию Кральских, пани Барбары Кральской, — поправился инспектор неизвестно для чего.
— Прошу прощения, — Махулевич наклонился в его сторону, — на такое серьезное обвинение могу сказать только то, что готов привести к вам трех своих знакомых, с которыми провел ночь с третьего на четвертое сентября. Мы играли в бридж, пили водку, и они в случае нужды могут присягнуть, что я не выходил из дома. Что вы скажете на это? Что представите суду? Показания идиота, невменяемость которого подтверждалась неоднократно и которому можно внушить все, что угодно?
— Я постараюсь, — спокойно ответил Ольшак, — арестовать ваших приятелей по обвинению в даче ложных показаний. Кроме того, представлю суду Войцеха Козловского, который утверждает, что вручил вам ключи, украденные у Барбары Кральской, а также приведу показания соседки покойного, — здесь инспектор пошел на риск, — которая видела, как вы входили в квартиру Барбары Кральской около часа ночи.
Махулевич потянулся к пачке сигарет, лежавших перед Ольшаком. Капитан пододвинул ему спички и подождал, пока тот прикурит.
— Все ясно, — произнес наконец Махулевич. — Жить недолго, но интенсивно — таков мой девиз. Что вы хотите от меня услышать? Знаю, что чистосердечное признание суд примет во внимание. Я юрист, правда, без диплома.
— Зачем вы это сделали?
— Мне было приказано. Сельчик был мертв. Нужно было создать видимость самоубийства.
— Сельчик был жив. И это было убийство. И вы его участник. Кто вам приказал?
— Человек, который держал меня в руках, который мог… Впрочем, это ни к чему…
— Который мог вас посадить на несколько лет, что, кстати, вас и сейчас не минует. Соучастие в убийстве — это не шутка, и жизнь ваша в тюрьме будет совсем не короткая и далеко не интенсивная.
— Могу поклясться, что я ничего не знал, думал, что Сельчик мертв. Так мне сказал… — Махулевич запнулся.
— Шеф, — докончил за него Ольшак. — Кто он?
— Не знаю. Я никогда не видел его в лицо.
— Он руководил вами по телефону? — с иронией спросил Ольшак.
— Иногда да, но обычно отдавал приказания при встрече.
— Значит, все-таки вы видели его?
— В лицо — никогда. Все происходило так. В назначенный день и час я останавливал машину с погашенными фарами на двадцатом километре Варшавского шоссе. Ждать приходилось несколько минут, потом появлялся шеф, открывал дверцу и садился на заднее сиденье прямо за мной. Мне нельзя было оглядываться. Перед каждым свиданием я должен был обвязывать зеркальце заднего обзора носовым платком. Мы все обговаривали, то есть он давал мне поручения и деньги.
— Много?
— Десять тысяч ежемесячно.
— Какие же поручения?
— Запугать какого-нибудь торговца, организовать кражу. У меня была группа парней, таких, как Козловский.
Читать дальше