Рут Ренделл - Эксгумация юности

Майкл видел, что Зоу поела совсем немного — какой-то микроскопический кусочек жареного палтуса, тончайший ломтик хлеба и эти две конфеты. Он также заметил, каким бледным стало ее лицо… мертвенно-бледным… Нет, он боялся даже мысленно произносить эти слова. Конечно, возраст не мог не сказываться. Тем не менее эти перемены неприятно поразили его. Равно как и глаза — они потеряли свой былой голубой цвет и стали серыми, как стоячая вода. Замечательные голубые глаза — это первое, что Майкл прежде всего запомнил, когда она много лет назад чмокнула его в щеку на железнодорожной станции Льюиса.

— Садись, мой дорогой, — сказала Зоу, когда они остались наедине в ее небольшой комнате, куда обычно приглашали нечастых гостей. — Сынок. Я всегда считала тебя сыном. Надеюсь, что ты не возражаешь.

Он обхватил ладонями ее руку и не отпускал ее.

— В моем возрасте, Майкл, уже пора задумываться о смерти. Каждый должен об этом думать, и здесь нет ничего страшного. Каждый раз, когда я вижу тебя, я понимаю, что, возможно, не увижу тебя снова. Я не хочу говорить о твоем отце и уверена, что ты тоже, но есть одна вещь, о которой мне нужно тебе рассказать. На самом деле даже две вещи.

Это произошло в последний раз, когда я его видела. Он был один, оставил Шейлу дома. Бедняжка Шейла! Мне она не нравилась, но было жаль ее — так же, как когда-то тебя. Но думаю, тебе больше повезло, Майкл.

— Знаю, знаю, — ответил он, — ведь ты отыскала меня и привезла сюда. — Он хотел добавить «и стала для меня матерью», но боялся, что заплачет.

— Нет, я не это имела в виду. Я хотела сказать — потому что тебе удалось избавиться от него. Я сейчас расскажу тебе, о чем он тогда меня попросил. Думаю, об алиби. Я знаю, что это такое, но понятия не имею, что означает само слово. Но ты ведь юрист…

— В переводе с латыни это означает «пребывание в другом месте».

— Правда? Так вот о чем он просил меня, когда явился сюда один. Чтобы я обеспечила ему алиби.

Майклу хотелось сказать, что он не слышит всего этого. Он все же промолчал, но про себя подумал, что, вопреки всем признакам, старость все-таки берет свое.

— Алиби?

Лицо Зоу, уже и так глубоко изрезанное морщинами, еще больше сморщилось, когда она, казалось, предприняла сосредоточенное усилие разобрать то, что сама сказала.

— В другом месте, говоришь? Он хотел, чтобы я сказала, что он был в другом месте. То есть если бы кто-нибудь спросил, то я должна была сказать, что он был здесь, со мной.

— Но когда, Зоу? Как это произошло?

— Это случилось лет двадцать назад. Мне нужно было сказать, что он был здесь со мной и провел целый день. Кажется, в мае…

— Тебе нужно было спросить, зачем это ему. — Майкл начинал испытывать нетерпение. — Нужно было спросить, кто может задавать тебе вопросы о нем.

— Я не хотела ничего знать, — ответила она. — Я просто чувствовала, что произошло что-то ужасное. Я ведь знаю его. Я тогда ответила, что не собираюсь лгать. Кажется, он удивился. Сказал: ты же моя кузина, ты член моей семьи. — Зоу глубоко вздохнула. — С тех пор мы виделись всего несколько раз. Он написал мне, что отправился в приют «Урбан-Грейндж» и что сообщил управляющему, что единственная его наследница — это я. Тогда, видимо, ему удобно было говорить, что я его единственная кузина.

— А его жена? Она к тому времени уже умерла?

Майклу было, в общем-то, все равно, но ему показалось, что Зоу ждала этого вопроса.

— Она умерла в июне тысяча девятьсот восемьдесят пятого, через несколько недель после того странного визита по поводу алиби. А еще через пять или шесть лет он оказался в числе обитателей «Урбан-Грейндж». Шейла стала много пить, и еще она пичкала себя огромным количеством таблеток. Было назначено следствие, которое пришло к заключению, что причиной смерти стал несчастный случай. — Зоу вытерла салфеткой верхнюю губу и лоб. — Вот и все. Больше мне нечего добавить. Но кто-то должен был это знать, и кто, как не ты, мой мальчик?

Обычно Уинвуд-младший всегда засиживался до вечера. В восемь Зоу нужно было ложиться. Майкл и две старушки сидели возле больших створчатых окон и беседовали о том, что делали в те недели, прошедшие с момента его последнего визита. Что касается Зоу и Бренды, то они занимались одним и тем же: читали газеты и романы, смотрели телевизор, совершали короткие прогулки — Зоу в инвалидном кресле, а Бренда — позади, на своих ногах. Они не раз говорили, как им повезло. Жить здесь, в собственном доме, рядом с надежным человеком, который делил с Зоу это счастье и покой. Майкл рассказал о том, как встретился с друзьями детства, но умолчал про отрезанные руки. По-видимому, об этом они ничего не слышали.