Влад Костромин - 700 граней

– Пошли, заодно у Чернокнижника книжек перехватим. Сейчас рэперы их хорошо берут.

– До чего мы дошли! От Пиндара к рэпу, о темпора, о морес.

– А чего ты ожидал от общества, жрущего ГМО-овощи и заваривающего чайные пакетики по три раза?

– Действительно… – они уехали в лифте.

Исполосованный Э, Бонцен пришел в себя в заплеванном баре, где кипела драка. Громила и заморыш с подносом мочили двоих жлобов-хирургов в байкерском прикиде цвета радуги.

– Господа, – разбрызгивая кровь, пролепетал доктор, – где я? Это Ад?

– Нет, – хлопнул в потолок револьвер в руке старика, – это Ковыляй-сарай, а ты, след , тут на правах «духа». Всосал?

– Позвольте, но…

Бывшего доктора ударом подноса вразумил заморыш.

– Сказано «дух», значит «дух»! Чеши сортир скоблить, пока тут новый след не появится, тогда тебя повысим.

– Так ему, Нолик, – рассмеялся старик, – врежь последышу! Тявкать он тут вздумал. Тут не Болотная, падла! Сказано сортир драить – драй и нахваливай дедушку.

Э, Бонцен уныло потащился в сортир. Когда вернулся, увидел Нолика, складывающего кривую птицу из бумажного полотенца.

– Ари-гами, – подняв на бывшего доктора глаза, важно пояснил он. – Меня Эмиру Сан научил.

– Дурь, – фыркнула летающая над стойкой девчонка. – Тебя как звать, «душара»?

– Ван Э, Бонцен.

– Будем звать тебя Бим-бом, – сказал верзила, который дрался. – Я Крестик, это Нолик, это Такса, а тот мощный старикан, похожий на высушенного Маяковского, избитого сержантом Добсоном, – Сморчок.

– А как я тут оказался?

– Сие тайна великая есть…. – понизил голос верзила, – но чует мое сердце, что при жизни ты поклонялся Онану.

Троица довольно заржала, а доктор почувствовал исходящее от Крестика тепло. Пол заходил ходуном, с потолка посыпалась крошка, лампочки лопались одна за другой.

– Что это?! – закричал Э, Бонцен.

– Вива ля революсьон, вашу мать, – ответил дед из-за стойки. – Добро пожаловать в Матрицу!

– Какую Матрицу???

– Я пошутил, это озены, народ населяющий побережье моря Теныз, произошедшие от Великой богини, покровительницы морских существ, Балык Копчен, приехали выразить почтение нашему мэру, Убайсу-II Сколковскому.

В бар вломилась ватага людей с жабрами и чешуей, на ходу вынимающих из раскрытых, словно книги, тел связки переливающихся, как мокрые гальки, внутренних органов.

– Сморчок, почем требуху возьмешь? – крикнул один из них.

– По таксе, как скажет Такса, – заржал Сморчок.

Пришельцы сложили органы в холщовый мешок, который достала Такса. Мешок тут же покрылся красными пятнами.

– Хиленькие какие-то, – процедила Такса, – по фунту возьмем.

Все посмотрели на Сморчка.

– Я услышал, хай, – он поднял руку подобно индейскому вождю на совете племени, – да будет так.

Э, Бонцен понял, что с него хватит и потерял сознание.

Ангел Солнца вышла из подъезда. На покосившейся лавочке сидела девочка-подросток и нагло ела котлеты. Можно сказать, пожирала. Причем так вызывающе, что одинокие прохожие спешили перейти на другую сторону улицы.

– Юля, откуда у тебя котлеты? – строго спросила женщина.

– Пока кто-то из себя Венеру Венерианскую изображает, дети сами о пропитании заботятся!

– Котлеты откуда, я спрашиваю?!

– В «Макдональдсе» выкинули, а я забрала.

– Ты же отравишься!!!

– Нормальные котлеты, не кипишуй, бабушка.

– Сучка ты малолетняя! Так и ждешь, чтобы я подохла!

– Вот еще! – обиженно отвернулась девочка. – Больно надо, потом полгода жди, пока мамаша в наследство вступит.

– Вот значит как? – Ангел Солнца отшвырнула шлем, пришибив щенка бигля, которого выгуливала какая-то полоумная фитоняшка.

– Э-э, женщина, вы чего? – пискнула фитоняшка.

– Пошла на х…! – повернувшись, в один голос ответили бабушка и внучка.

Подхватив тельце четвероногого друга, фитоняшка кинулась бежать.

– Расскажу я тебе сказочку, внучечка, – закуривая сигарету с ментолом, начала женщина. – Жила-была девочка и звали ее… Как ее только не звали!

– Иди сюда! – прокричала из кухни мама.

– Чево?

– Кашу надо бабушке отнести.

– Чево?

– Ты затычки из ушей вытащи! – мама зашла в комнату и выдернула наушники. – Тогда и переспрашивать не будешь. Кашу надо бабушке отнести.

– Какую еще кашу? – из прядей волос цвета спелой пшеницы посмотрела на маму невинными глазами цвета васильков.

– Пшенную.

– Нафиг ей каша? Она со своей пенсией может каждый день пиццу заказывать, а ты ей кашу суешь.