Нэнси Холдер - Элементарно, Холмс! (сборник)

Дойл занимался головой жертвы: двумя руками в перчатках повернул ее вправо и влево. Затем принялся ощупывать шею. Босх услышал, как он сказал эксперту, что трупное окоченение отступило, и тот сделал какие-то записи в блокноте.

Босх не стал сразу подходить к телу, решив сначала оглядеться. Вдоль всех четырех стен библиотеки стояли книжные шкафы, от пола до потолка. Панели из темного дерева поднимались на десять футов, вдоль верхнего ряда шла медная рейка, к которой крепилась лестница на колесиках, позволявшая добраться до книг. В снежной комнате Босх заметил французское окно [1]. Одна из створок была открыта; на темном дубовом полу валялось стекло. Чуть дальше лежал белый камень размером с картофелину. Очевидно, стекло расколотили с его помощью.

Стараясь не наступать на осколки, Босх, не касаясь двери, прошел через нее и очутился на еще одном огромном дворе с тщательно ухоженной лужайкой и мерцающим голубым бассейном. Только сейчас он обратил внимание на то, как тихо в особняке, расположенном высоко над городом. И эта тишина была жуткой.

После недолгих размышлений Босх решил вернуться в библиотеку, но тут заметил белые камни, отмечавшие границу между лужайкой и узкой полосой земли вдоль стены дома, засаженной растениями. В одном месте между камнями был зазор – видимо, оттуда взяли тот, которым потом разбили стекло. Преступник явно импровизировал, и плана у него не было.

Босх вошел обратно в комнату – посмотреть, заметил его Дойл или нет. Очевидно, Дойл его не видел. По прошлому опыту Босх знал, что следует спросить разрешения, прежде чем подходить к телу. Из левого кармана пиджака он вытащил пару перчаток из латекса и громко щелкнул ими, чтобы привлечь внимание Дойла.

Это не сработало. Тогда Босх откашлялся и произнес:

– Шерлок?

Дойл закончил изучение шеи и посмотрел на Босха.

– А, Гарри. Присоединяйся к нам. Игра началась.

Он улыбнулся цитате. Босх подошел и присел рядом с телом на корточки в позе принимающего в бейсболе, упершись одной рукой в пол, чтобы не потерять равновесие, и наклонился вперед. И только сейчас заметил глубокое рассечение на левой части лба мертвеца. Издалека Босху показалось, что на убитом надет не слишком подходящий парик – теперь же он увидел, что это настоящие волосы, пропитавшиеся кровью.

– Сегодня ты рано, – сказал Дойл.

Босх кивнул.

– Я всегда так делаю, – сказал он. – Мне нравится, когда в участке пусто. Пока еще не пришли остальные.

Дойл тоже кивнул.

– Должно быть, теперь тебе трудно придерживаться такого режима, – сказал он. – Ведь ты оставляешь в своей постели женщину.

Босх оторвал взгляд от мертвеца, взглянул на Дойла и с трудом удержался от того, чтобы спросить, как, черт возьми, он сумел узнать о Ханне, но промолчал и снова посмотрел на тело.

– Ладно, и что у нас есть, док?

– Ты смотришь на очевидное, детектив. У покойного имеется лишь рассечение лба. Рана глубокая, оружие прошло сквозь лобную кость и обнажило мозг. Если сразу же после этого не предпринять меры, жертву ждет немедленная смерть.

Босх кивнул и полез в правый боковой карман за блокнотом.

– Я видел, что ты проверял окоченение. Можешь назвать время смерти?

– Мы проверили температуру печени и окоченение – получается, что он умер вчера вечером. По моим оценкам, между десятью и двенадцатью часами. Более точно я смогу сказать, когда мистер Барклай окажется на столе в прозекторской.

Босх записал приблизительное время смерти.

– Что ты можешь сказать об оружии? – спросил он.

– Могу отметить, что в наборе каминных инструментов у меня за спиной нет кочерги, – ответил Дойл. – А эта штука – нечто среднее между копьем и крюком – предназначена для того, чтобы ворошить горящее дерево.

Босх заглянул за плечо Дойла на железную стойку – лопата, метла и клещи с двумя ручками. Четвертая выемка пустовала.

Босх окинул взглядом комнату, но не увидел ничего похожего на кочергу.

– А что еще я бы не обнаружил сам? – спросил он.

Дойл нахмурился и слегка переместился. Ему было около семидесяти, и сколиоз согнул его спину. Теперь она напоминала тихоокеанскую дорогу, идущую вдоль побережья, и ему приходилось ходить с костылями с опорой на локоть. Босх всегда думал, что Дойлу причинял глубокую боль тот факт, что его подвело тело – изучению организма он посвятил всю жизнь.

– Я могу многое тебе рассказать, детектив, – сказал Дойл. – И только ты способен определить, увидел бы ты это сам или нет.