Евгений Ищенко - 101 миниатюрный детектив

Под руководством «доктора» Феймана он принялся изучать бактериологию и, как бы между прочим, не раз интересовался у достопочтенного мэтра: известны ли ему случаи использования бацилл и бактерий для избавления от людей, ставших кому-то преградой на пути? В конце концов

Фейман вспомнил, что в 1887 году один нью-йоркский врач, итальянец по происхождению, убил свою тещу, введя ей под благовидным предлогом бациллы кори. Других случаев почтенный «эскулап» припомнить не мог. Но Шепгерта интересовали детали…

Вскоре «доктор» начал догадываться, что тут дело темное, и мотал себе на ус вопросы своего ученика. Когда однажды Шепгерт обратился к нему с просьбой «ссудить одну склянку с бациллами тифа», Фейман не моргнув глазом оценил ее в двести тысяч долларов. Новоявленный микробиолог понял, что директор «школы» раскусил его, и, поторговавшись, сошелся с ним на ста тысячах, которые обещал заплатить после того, как дело выгорит. Как говорится, ворон ворону глаз не выклюет.

Несколько дней спустя племянник Уильяма Шепгерта Билли заболел. Врачи констатировали сыпной тиф. Билли, юношу слабого сложения, препроводили в больницу, но все усилия докторов оказались тщетными.

Демонстрируя на людях безутешное горе, дядюшка втайне потирал руки: ведь он теперь стал единственным наследником очень крупного состояния, нажитого его старшим братом — отцом Билли. Пока юноша просто кутил на отцовские денежки, беспокоиться было не о чем, но вот когда он вздумал жениться на некой мисс Поп. Тут Шепгерт и воспылал интересом к микробиологии.

Однако невеста покойного юноши, чувствовавшая скрытую ненависть дяди Уильяма к ней и ее жениху, заподозрила неладное и заявила властям, что со смертью Билли очень нечисто. Вмешалась полиция. История с бактериологией выплыла наружу. «Вороны» стали клевать друг друга, как только пришло время отвечать за свое черное дело.

В Чикаго состоялся скандальный судебный процесс, где на скамье подсудимых сидели рядом «доктор» Фейман и его ученик Уильям Шепгерт. Первый изо всех сил старался избежать наказания в несколько лет каторжных работ, а второй — повешения. Но им это не удалось, хотя к делу были подключены самые ловкие адвокаты. Многочисленные пересмотры дела в судебных инстанциях ни к чему не привели. Каждый получил по заслугам.

Учитель начальной школы деревни Лункино Рыбинского уезда Александр Богданов в начале декабря 1926 года объявил односельчанам о решении устроить своим питомцам бесплатные горячие завтраки. Для сбора средств на это он задумал поставить несколько спектаклей. К постановке была привлечена местная сознательная молодежь и немногочисленная интеллигенция. Александр увлеченно руководил репетициями и сам участвовал в пьесе, хотя еще несколько дней назад пребывал в состоянии черной меланхолии.

Через три недели состоялась премьера. Во втором действии пьесы один из главных героев, Иван Березовский, должен был, как того требовала роль, выстрелить в Богданова. Планировалось пальнуть за сценой из охотничьего ружья холостым патроном. Ружье зарядили и поставили за кулисами. Но режиссер перед самым началом второго акта скорректировал запланированные действия и объяснил, что для пущего эффекта Иван должен в него выстрелить из револьвера. Он передал ему свой наган и сказал, что так будет гораздо правдоподобнее.

Принимая оружие, Березовский еще спросил:

— Саша, а патроны-то холостые?

— Знамо дело — холостые! — заверил его режиссер.

Иван положил револьвер в карман зипуна и вышел на сцену. В положенный момент, после слов выскочившего из-за кулис Богданова. «Ты от меня не уйдешь, пролетарская сволочь!» он выхватил наган и выстрелил в своего классового врага.

По пьесе положительный герой, которого играл Березовский, должен был промахнуться, а «контрик» Богданов остаться стоять напротив него. Но он рухнул как подкошенный. Среди самодеятельных артистов произошло замешательство. Поскольку Александр продолжал лежать без признаков жизни, занавес задернули. Все бросились к бездыханному телу. Из левой стороны его груди сочилась кровь. Богданов был мертв. О продолжении спектакля не могло быть и речи. Потрясенные зрители расходились по своим избам, обсуждая происшествие. В волость снарядили вестового.

На следующий день из Рыбинска приехал судебный следователь. Вместе с доктором он осмотрел труп потерпевшего и в правом внутреннем кармане пиджака нашел записку, написанную рукой Богданова: «В моей смерти прошу никого не винить. Жизнь мне давно не мила, а покончить с собой не хватает духу. Если мне повезет и Иван попадет удачно, то мучениям моим придет конец. Любовь, как говорят в ячейке, буржуазный предрассудок, но я полюбил. А Настя Ямщикова любит Ивана, и никаких надежд на взаимность у меня нет. Вот пусть он, счастливец, и поставит точку. Если Иван сегодня промахнется, то впереди еще четыре спектакля. Один из них и станет последним в моей жизни. Пусть это будет первый из пяти, и я сегодня умру на глазах у Насти. Такова моя воля! Саша Бог».