Коллектив авторов - Последнее плавание адмирала

На этом фраза оборвалась. Что бы она ни думала, инспектор, сколько бы ни ждал, не смог бы разгадать ее мыслей.

– Что вы хотите, чтобы я вам рассказала? – наконец продолжила она. А в ее интонации слышалось: «Давайте побыстрее, а потом отправляйтесь по своим делам».

– Только вот это, – сказал инспектор. – Когда вы в последний раз видели адмирала Пинестона?

– Вчера вечером. Мы возвращались с ужина у викария.

– В котором часу? – Инспектор верил в то, что информацию нужно подтверждать из максимального количества источников.

– Чуть позднее десяти вечера. Часы пробили десять перед нашим уходом.

– Вы переплыли через реку, а затем подошли к дому вместе с адмиралом?

– Нет, он запирал лодочный сарай и сказал, что намеревается выкурить сигару перед отходом ко сну. Я пожелала ему спокойной ночи и направилась прямо к дому.

– В доме кто-нибудь находился, когда вы вошли туда?

– Нет, Эмери с женой легли спать. Приближаясь к дому, я видела, как зажигался и гас свет. Очевидно, они запирали двери.

– А после что вы делали?

– Поднялась к себе и легла спать.

– Вы не слышали, как адмирал Пинестон вошел в дом?

– Нет, но я особо не прислушивалась. Он часто долго не ложится, гуляя у дома, – ответила мисс Фицджеральд.

– Смею предположить, – продолжил инспектор, – что вчера вечером адмирал Пинестон выглядел огорченным и расстроенным?

– Нет. Отчего бы?

– У вас не возникло с ним никаких… разногласий?

– Вы имеете в виду мое замужество? Это… чистой… воды… сплетни. – В ее тоне прозвучало отвращение. – Дядя никоим образом не препятствовал моему браку. Полагаю, он немного беспокоился о том, как наилучшим образом обустроить его финансовую сторону. Однако это был единственный вопрос, который в свое время разрешился бы сам собой. Вот и все.

Но это совсем не все, отметил инспектор, иначе она бы так быстро не перескочила на другую тему.

– Значит, у вас нет предположений о том, что его тревожило?

– Я не сомневаюсь в отсутствии причин для этого, – ответила мисс Фицджеральд, сделав жест, намекающий, что аудиенция закончена.

– Понимаю.

Инспектору хотелось бы продолжить разговор, но он не представлял, какие именно сведения мог бы у нее получить. И едва ли было уместно вот так сидеть и докучать вопросами даме, на которую нахлынула волна скорби – если она вообще скорбела. Ее сильная, довольно крупная рука вдруг дернулась, и это свидетельствовало о более сильных чувствах, нежели те, что она проявляла внешне. – Еще одно, мисс Фицджеральд, и я не стану вас беспокоить. Вы можете назвать юристов, которые ведут дела адмирала Пинестона?

– Юридическая контора «Дейкерс и Дейкерс». По-моему, она расположена в «Линкольнс-инн».

– Благодарю вас. Могу ли я теперь взглянуть на бумаги адмирала Пинестона и пообщаться со слугами?

– Все бумаги у него в кабинете. Эмери вам покажет. – Мисс Фицджеральд протянула руку к колокольчику и позвонила. – Инспектор, – произнесла она, – объясните, что происходит? Его хотят привезти… сюда? – В ее голосе прозвучали отголоски настоящих чувств, и Ридж поспешил уверить, что тело отправят в морг и сделают все возможное, чтобы доставить ей как можно меньше беспокойства.

– Благодарю вас, – кивнула она, снова становясь равнодушной, и в этот момент шаркающей походкой вошел Эмери. – Эмери, проводите инспектора в кабинет адмирала. Пусть он осмотрит все, что захочет. Да, и никому из вас лучше не выходить из дома. Инспектор, вероятно, пожелает переговорить с вами.

Она откинулась на спинку кресла и не шевельнулась, когда Ридж, выглядевший, как он надеялся, не столь озадаченным, каким себя чувствовал, вслед за Эмери вышел из комнаты.

Кабинет адмирала представлял собой просторную и светлую комнату, окнами выходящую на лужайку и на реку. Там царил относительный порядок, хотя утром в нем явно не убирались, а на столе хаотично лежали бумаги, относившиеся, вероятно, к предыдущему вечеру. Ридж наметанным глазом оглядел кабинет и отметил, что ему вряд ли понадобится много времени, чтобы раскрыть все таившиеся там секреты. Затем он отпустил переминавшегося с ноги на ногу Эмери.

– И прошу вас пока что в дом никого не впускать без моего разрешения, – распорядился он.

Эмери, пробормотав «хорошо», вновь удалился, шаркая подошвами.

Письменный стол и стоявший рядом с ним шкаф для документов являлись единственными наиболее вероятными «хранилищами бумаг» в кабинете. При открытии шкафа обнаружилось, что там содержатся лишь аккуратно разложенные газетные вырезки. Стол оказался заперт, но Ридж предусмотрительно запасся ключами покойного и открыл его. Первое, что он там увидел, – пистолет, идеально вычищенный и полностью заряженный, одиноко лежавший в ящичке. Инспектор беззвучно присвистнул и перешел к разбору бумаг и конвертов, ящика, полного трубок, еще одного ящика с письмами, датированными недавними числами, потом другого ящика с чековыми книжками и корешками чековых книжек, бланками налоговых деклараций и прочими финансовыми документами. Наконец он добрался до пятого ящика, где лежал конверт большого формата, подписанный «Эльма Фицджеральд». Помня о словах викария, инспектор заключил, что содержимое конверта поможет пролить свет на загадку дела, и принялся осуществлять предварительный осмотр. Первым оказался документ, озаглавленный «Последняя воля и завещание Джона Мартина Фицджеральда», довольно объемистый и многословный даже для подобного рода юридических бумаг, и инспектор, владевший жаргоном стряпчих не так виртуозно, как хотелось бы, с трудом разобрался в его многочисленных условиях. Ему удалось выяснить, что Джон Мартин Фицджеральд являлся мужем сестры адмирала, и, согласно завещанию, имущество, в чем бы они ни состояло, в равных долях отходило его сыну, Уолтеру Эверетту Фицджеральду, «если он окажется жив на момент моей кончины», и его дочери, Эльме Фицджеральд. Там также отмечалось, что если сын окажется мертв («Полагаю, что он скорее всего исчез или что-то в этом роде. В любом случае, нелепо так формулировать»), то Эльма Фицджеральд получит все имущество по вступлении в брак.