Елена Михалкова: Бумажный занавес, стеклянная корона

Он похлопал Жору по плечу. Но телохранитель, стоявший с окаменевшим лицом, сбросил его руку и быстро пошел в сторону полицейских.

– А ну стойте, ублюдки! – заорал он еще издалека. – Стоять, кому говорю! Отпустите ее!

За спиной Бабкина выросли Кутиков и Илюшин.

– Я же говорил, – сказал Макар, глядя вслед телохранителю.

– Да… Не выдержал человек несправедливости, – вздохнул Кутиков.

– Что самое забавное, Серега, ты даже не соврал.

– В чем? – мрачно спросил Бабкин. На душе у него все-таки было погано. Обманули мужика… как ребенка, честное слово.

– Хороший он человек.

Судя по обрывкам доносящихся до них фраз, Жора уже убедительно излагал полицейским, как и за что убил собственное начальство.

– Интересно, что он будет делать, когда поймет, что все это маскарад?

– Я бы на его месте от всего отперся, – заметил Кутиков. – Сказал бы, что испереживался за девушку, может, даже влюбился, вот и понес бог знает что. Улик по-прежнему нет. Признание отозвано. И попробуй докажи, что именно Пащенко убийца.

– Ну, нам-то не надо ничего доказывать, – резонно заметил Макар и запрыгнул на мокрые перила. – Перед нами стояла задача найти убийцу. Мы ее выполнили. Да, Серега?

Бабкин смотрел, как Ася Катунцева отступает в сторону. Девочка сыграла свою роль, молодец.

– Жалко мне его, – признался он. – Одно дело считать своего нанимателя мразью. А другое – услышать, что по его вине погиб твой друг. Чем Джоник думал, когда признавался при Жоре, что Васю Кроткого до могилы довели именно его люди, а?

– Ничем не думал, – успокоил Макар. – Неуравновешенная нервная система плюс злоупотребление веществами, расширяющими сознание. Вот тебе рецепт короткой жизни. Но Пащенко хладнокровный парень, надо отдать ему должное! Стукнул Джоника, а потом еще и в столовой поддерживал с тобой светскую беседу. Военная выучка.

– А на девчонке сдался, – с некоторым сожалением констатировал Сергей.

– Он ведь сразу тебе сказал, что одного из них двоих назначат в козлы отпущения. Просто не верил, что это будет Катунцева. А увидеть, как на твоих глазах совершенно непричастного человека тащат по обвинению в убийстве – это, знаешь ли, не столько крепкую нервную систему нужно иметь, сколько отрицательные значения совести.

Бабкин молча кивнул. Зато теперь они знали, что с совестью у Жоры Пащенко все в порядке.

Оба лже-полицейских, выслушав Пащенко, забрались в свой «форд» и мирно уехали. Бывший телохранитель остался стоять посреди пустого двора. Никто не шел к нему, не вязал, не хватал за руки и не кричал «убийца». Из окна смотрели Грегорович с Бантышевым. На балкончик вышла Медведкина. Сергей ожидал, что она и здесь останется верна себе и сядет между перилами на шпагат, но балерина хрустально изрекла что-то в воздух и удалилась. Олеся Гагарина наверняка мурлыкала по телефону со своим Иваном Руденей. Анжела зализывала душевные и физические раны. Вороной пил: ему было совершенно безразлично происходящее, раз уж события не вертелись вокруг его персоны. Кармелита и Андрей Решетников находились неизвестно где, но совершенно точно вместе – в этом Сергей не сомневался.

Жора Пащенко бессмысленно потоптался на месте и пошел к открытым воротам.

– Остановить его, может? – поинтересовался Кутиков.

Бабкин чуть не подпрыгнул. Он приплатил бы, чтобы увидеть, как камердинер останавливает телохранителя. Но Илюшин лениво протянул:

– Не. Зачем? Пусть с ним дальше полиция занимается. Грегорович записал его признание. Остальное не наше дело. Хотя если вам очень хочется, Иннокентий…

– Ни в коем случае, – очень твердо сказал Кеша.

И, кажется, пробормотал, что хочется ему совершенно другого, но Бабкин не был уверен, что расслышал правильно. Как бы там ни было, камердинер с неожиданной прытью рванул навстречу бледной измученной Асе Катунцевой, то ли уже всхлипывающей, то ли собиравшейся заплакать.

– Чего это он? – подозрительно спросил ему вслед Бабкин.

Макар засмеялся. Сергей вопросительно уставился на него, но Илюшин не торопился объяснять причины внезапного веселья. Он смеялся, как будто видел что-то, совершенно не заметное Бабкину, и непонятно было, что его развлекает больше: сам предмет или то, что он сокрыт от Сергея.

Бабкин хотел было вытрясти за этот смех из Илюшина всю душу. Собственно, это следовало сделать еще двое суток назад. Но тут в кармане задрожал телефон.

– Ты когда домой поедешь? – спросила Маша. – Совесть есть у тебя, мерзкое ты чудовище? Я тут одна, а у меня окрошка, полный тазик.