Иван Плахов - Случай. Фантасмагория

Он ослабил напряжение мышц таза и тут же из него захлестала горячая влага. Само мочеиспускание уже доставляло ему удовольствие, заставляя вибрировать всю нижнюю часть живота.

– У-у-у-у, здо-ро-во-о-о-о-о, у-а-а-а, класс-с-с-с-с, – тихо выдавил он из себя, продолжая чутко прислушиваться, а точнее причувствоваться к своему телу.

«Господи, что же будет, когда я буду заниматься любовью? Но для этого нужен партнер или на худой конец вибратор», – последняя мысль рассмешила его, так как нельзя лучше подходила к описанию его нынешнего состояния. Закончив мочиться, он тщательно подтерся туалетной бумагой и, встав с унитаза, вновь натянул на свои упругие ягодицы трусики с колготками, спустил вниз подол своего платья и вновь тщательно оглядел себя со всех сторон, лишний раз убедившись, что его внешний вид в порядке. Посмотрелся в зеркало, снова поправил волосы и вернулся обратно к своему столику, развязно уселся на стуле, перекинув ногу на ногу, и принялся разглядывать текущую мимо него разноязычную толпу, чувствуя на себе многочисленные взгляды непрерывно раздевающих его мужчин. Меньше всего ему хотелось в этот момент сопротивляться желанию его тела выставить себя на всеобщее обозрение толпы и испытывать вибрации чужих эротических желаний, жадно общупывающей его взглядами со всех сторон.

При мысли о том, что он самый желаемый на этой улице мужчина, его охватывает ликование сродни умственному экстазу: это похоже на то, как вдруг из простого «запорожца» пересесть в красный «Феррари», обладать которым хотят все, – но самое восхитительное во всем этом было то, что ему ничего не нужно было делать, достаточно было просто существовать в соблазнительном сосуде нового тела.

Он сидит и смотрит на идущих мимо мужчин, подмечая их реакцию на себя: беззастенчиво вглядывается в их лица, каждое из которых как захватанное меню в ресторане с набором невзыскательных блюд по минимальной цене, – ни одно из них не может предложить ничего стоящего, ради чего стоило бы рискнуть познакомиться. В них, как в сотнях зеркал, отражается желание обладать красивой женщиной, которое тело Адама мощно излучает, гипнотизируя самцов, словно питон кроликов. Пребывание за столиком с одним стаканом воды становится все более рискованным, так как напоминает ему поведение путан из кафе «Академия» на Тверской, где они на летней террасе заказывают всего лишь один стакан воды и демонстративно ждут, пока их кто-нибудь снимет: будучи гостем «Академии», когда бывал в столице по делам, он сам неоднократно пользовался их услугами, отмечая неизменно меркантильный прагматизм столичных шлюх, – зачем тратиться, если по минимальной цене можно занять место в кафе в окружении подвыпивших мужчин, страдающих духовной анорексией и половым недержанием. Этакий клуб ревнителей благочестия похоти, входным билетом в который является средневзвешенный чек в 20000 рублей за вечер, не меньше.

Он делает знак рукой официанту, и когда тот оказывается рядом, вручает пять евро, давая понять, что собирается уходить. Провожаемый подобострастным «Граци, синьора, граци» он встает и, развязно виляя бедрами, присоединяется к толпе туристов, направляющихся в сторону площади Сан-Марко, прямо противоположной от места расположения антикварной лавки, куда он изначально собирался.

Толпа в Венеции – это нечто особенное, самостоятельный объект из смеси любопытства и тщеславия, наблюдать за которым одно удовольствие, быть которым не хлопотно: достаточно просто идти. Прогулки по Венеции единственное занятие в городе, за которое не нужно платить. Все вокруг настолько искусственное и фальшивое, – словно макияж на лице старого актера, давно забывшего как он выглядит на самом деле, – но такое привлекательное, манящее своей пронзающей красотой, что хочется длить свое пребывание здесь до бесконечности, до полного растворения себя в атмосфере города-призрака, жадно запоминая каждый его фрагмент.

В плотной толпе «зомби от красоты» тело Адама само знало, как себя вести: оно не шло, оно себя демонстрировало. Выйдя из глубины лабиринта Кампо Сан-Захарии на оживленную Рива-дельи-Скьявони полную энергичных американских стариков и плохо сделанных китайских клонов Дэн Сяопина и Мао Дзедуна вперемежку с различными вариациями Цзян Цинн, – собаки великого кормчего, – и Чжан Цзын, – последней продажной любви опального Бо Силая, – двигающихся невыносимо медленно, словно всем им некуда спешить, Адам влился в их ряды, как еще один из ярких экспонатов ярмарки тщеславия, выставленных здесь на всеобщее обозрение. У каждого в толпе словно бирка с ценой на лбу приклеена, и большинство гордятся этим, так как к этому они шли всю свою жизнь, прежде чем оказаться здесь и сейчас в компании себе подобных. Венеция – это город, куда люди стекаются со всего мира, чтобы узнать себе цену, так как только здесь можно потратить деньги так, что не будет жалко вспомнить потом до гробовой доски.