Илья Бушмин - Анабиоз

А ведь где-то у слепой рабыни могли быть любящие дети и внуки, гадающие, что стало с матерью и бабушкой.

Моя конкурентка что-то тараторила типу с бородкой. Он беззастенчиво забрался рукой в ее дневной заработок, отсчитал нужную сумму и бросил в жестянку рабыни. Старуха продолжала трещать. И вот тип бросил взгляд на меня. Короткий, но внимательный. Потом еще один.

«Подойди, – мысленно призывал я. – Просто подойди. И открой свой поганый рот».

Хмырь не подошел. Он окрикнул слепую и, брезгливо подталкивая ее к фургону, двинулся следом. Помог забраться ей внутрь с помощью толчков и пинков. Запрыгнул следом. Хлопнула дверца, фургон пополз задним ходом к улице.

Я сидел и таращился на него, не веря своим глазам. Ко мне так никто и не подошел!

Я неотрывно смотрел на фургон, пока тот задом не выкатил на улицу и не умчался прочь.

Конкурентки уже не было. Ее исчезновения я не заметил, а теперь ругал себя за это. Сейчас, по окончании «работы», из нее можно было вытянуть все, что она могла знать о Кирюхе и его банде.

Что происходит, я не понимал. Почему люди грозного Кирюхи, рабовладельца, вгоняющего ужас в попрошаек, проигнорировали меня? Испугались взгляда исподлобья?

Перед храмом я был один. День прошел впустую. Разве что я выяснил, что в любой день эти твари могут привезти Сергея. А значит, оставлять затею я не мог.

Выудив из кармана мятый пакет, я сунул внутрь картонку с мольбой о помощи и пакет с собранными деньгами. За день почти тысяча рублей. Если сидеть здесь каждый день, получится зарплата рядового пролетария. А для провинции – менеджера среднего звена в крупной фирме.

Наш мир когда-то шагнул в неправильную сторону. И все перевернулось с ног на голову. Так явно, как сейчас, я этого не чувствовал никогда.

Из калитки собора вышел человек. Полный, с длинными, собранными в хвост волосами, жидкими усиками и курчавой бородой. На вид ему было 35—40, не больше. На нем была обычная одежда – брюки, рубаха – но я догадался, что это не простой смертный.

– Простите, – шагнул я к нему. – Вы священник?

Бородач озадаченно посмотрел на меня. «Вежливый бомж-попрошайка?». «Да, святой отец, бывает и такое. Мы ведь у храма божьего, не так ли?».

– Я настоятель, – осторожно отозвался бородач. У него был приятный баритон. – Что вы хотели?

– Хотел спросить, как вы это терпите?

– Простите?

– Сегодня я провел здесь весь день. Просил милостыню, притворившись бог знает кем. И смотрел на остальных попрошаек, которые оккупировали все подступы к церкви. И мне стало интересно, церковь к этому как относится? Одобряет или не особо?

Священник переваривал информацию.

– И зачем вы притворялись?

– Считайте это социальным экспериментом.

– Вы думаете, это правильно?

– Двое крепких парней каждое утро привозят сюда калек, чтобы те зарабатывали для них деньги. А каждый вечер увозят. Слепую бабку, которая подчиняется им, как дрессированная собака. Парня без рук. Слепых, немощных. Этим заправляют откровенные бандиты. И свой бизнес они строят прямо здесь, у вас перед носом. Скажите мне, батюшка, это – правильно?

Священник угрюмо вздохнул.

– Обратитесь в полицию, молодой человек.

– Я обращаюсь к вам. Вы работник церкви. Храм божий и все такое.

Было очевидно, что я его достал. Но статус святого отца не позволял послать меня.

– А что вы мне прикажете делать? Оцепить здесь все полицией? Думаете, кто-нибудь мне это позволит сделать? – отозвался священник. – Церковь запрещает попрошайничество, но они за пределами церкви. Прихожане подают. Многие думают, что, если подадут милостыню и проявят заботу о бедных и больных, то достигнут спасения. Тем более, об этом и святой Иоанн Златоуст…

– Это не милостыня бедным и больным, а очень доходный и жестокий криминальный бизнес, – на слове «криминальный» я сделал ударение.

– Молодой человек. Я прихожанам всегда даю установку: если человек просит помощи – разберитесь. Человек голодный – накормите и напоите. Больной – вызовите ему врача. Если он отказывается от всего и просит только денег, тут уж понятно, кто есть кто. Я внушаю это прихожанам после каждой службы. Думаете, так все просто? Что вы предлагаете сделать – выйти с метлой и разогнать всех? Разбираться, устанавливать личность, проверять, мошенничество ли, или человек действительно доведен до отчаяния – это работа полиции. Вы сегодня здесь видели полицию?

Я не видел.

– И я не видел, – грустно согласился священник. – А думаете, в местном отделении полиции о проблеме не знают? Знают. И я знаю, но я – не полицейский. Я настоятель храма, молодой человек. Как и вы не судья, а… Кстати, кто вы? И почему вы здесь?