Илья Бушмин - Анабиоз

– Да погоди ты, – миролюбивее осадил я ее праведный гнев. – Тебе, значит, Кирюха разрешил?

– А то!

– А как это разрешение у него получить? Заявление надо писать или как?

Старуха похихикала. Это было похоже на хрюканье. Одна из самых омерзительных пожилых женщин, что я видел в своей жизни.

– Где он, этот Кирюха? – настаивал я. – Как его найти?

– А ты попробуй эту денежку, что заработал, унести! – моя тарелка с милостыней никак не давал ей покоя. – Сразу узнаешь! Кирюха тебя быстро найдет!

Хихикая, она не переставала глазеть по сторонам. И вовремя заметила свернувшего к храму прохожего. Чуть ли не спотыкаясь, рванула назад к своему рабочему месту. Плюхнулась на землю, поправила юбку, нарисовала жалостливый вид – и принялась неистово креститься и бубнить.

Самым отвратительным являлось то, что я с этой старухой и подобным ей созданиям был одного биологического вида.

Хотя отвратительного было много. Даже слишком. Об этом я думал весь день вчера. Те же мысли осаждали меня и ночью, когда я ворочался в постели и пытался уснуть. Они же донимали меня и сейчас.

Что, если самые мои страшные подозрения – правда? Сергей попал в руки к этим ублюдкам и, превращенный в безногого инвалида-слепца, мучается в рабстве? Даже если мне удастся его вызволить – а я дал себе слово биться до конца – что тогда? Что я скажу матери, которая после смерти отца превратилась в привидение? Что я скажу Жене?

А что я скажу собственному брату, познавшему ад?

Конечно, я его не брошу. Привезу домой. Сделаю все, чтобы он вернулся к жизни. Но будет ли это – жизнью? Что я сам чувствовал и испытывал бы, окажись на его месте? Ответ был один. Лучше умереть.

Смерть иногда может быть благом. Потому что существуют вещи гораздо более жуткие и страшные, чем смерть.

Мы живем, катаясь по проторенной колее. Каждый из нас никогда не отклоняется в сторону, чтобы взглянуть на себя и свою жизнь под другим углом. Со всех сторон мы слышим: «Она меня бросила, я не хочу жить», «Родители меня не ценят, к черту такую жизнь», «Нет работы и друзей, лучше сдохнуть». Какая дурость. Этот безумный мир отупел в своей инфантильной заскорузлости, внушенной телевизором, интернетом. Всей этой развлекательной жратвой для размягченного отвыкшего думать и воспринимать мир мозга.

Наша жизнь состоит из надуманных проблем, высосанных из пальца бед и ненужных желаний. Как так вышло, что мы живем, проходя эту игру, которую можно пройти лишь раз, автоматически и совершенно не думая? Сутками портим зрение за компьютером, зная, что можем однажды лишиться зрения, которым созерцаем этот мир. Мы это знаем, но никогда об этом не думаем. Лиши нас зрения в один миг – мы сорвем глотку, воя от отчаяния. А если это будет проходить медленно, по собственной воле – то не страшно. Вкалываем на работе по 15 часов в сутки, не видя близких, а когда они уходят навсегда – воем на луну. Понимая, что у нас был миллиард возможностей просто побыть с ними, молчать и смотреть на их лица, а мы просрали все это ради какой-то ерунды.

«Я готов убить за новый смартфон». «Если она не позвонит, я не знаю, что с собой сделаю». «Дай денег на водку, жена, или я сверну тебе шею». Когда стало принято разбрасываться словами, не думая об их значении, и когда шелуха заменила собой то, что априори является самым важным?

Ты, готовый убить за новый гаджет. Представь, что тебе отрубили ноги. Ты не сможешь никогда больше ходить. Ты не будешь в состоянии самостоятельно выйти из квартиры или даже добраться до туалета. Танцевать. Бежать что есть сил по пляжу. Полноценно любить свою девушку или жену. Ощути это. Ощутил? Ну и как – новый гаджет – все еще предел твоих мечтаний?

Наступают моменты, когда все напускное смывает волной в один миг.

Я клял себя за то, что не был с братом, когда был ему нужен. Я клял себя за то, что спустил в унитаз 25 лет своей чертовой жизни, мотаясь по кабакам, бабам, тусовкам и стрелкам.

Я клял себя за то, что поступал назло отцу. Сейчас его нет. Я вспомнил его слова. «Когда же тебе надоест нарываться. Мир и все люди вокруг ничего плохого тебе не сделали. Вокруг нет врагов. Ты сам свой враг».

Может быть, он предчувствовал, что скоро ему конец? И понял что-то такое, что пытался донести до меня, точно зная, что у него ничего не выйдет? Потому что ни одну простейшую мысль нельзя донести ни до кого, пока он не будет готов ее принять. Суровая правда. Мысль о ценности и хрупкости жизни – несмотря на ее очевидность для каждого – нельзя вбить в голову никому, пока он сам не столкнется с чем-то неизбежным и роковым. С чем-то, после чего будет уже поздно.