Илья Бушмин - Анабиоз

Оказавшись на улице, я немедленно отправился в магазин. Сел на лавочке с бутылкой пива и сигаретами и уставился в темноту двора. Казалось, что мне нужно было побыть одному, чтобы подумать. Теперь было понятно, что все обстояло с точностью до наоборот. Мыслей не было. Была лишь пустота.

Вскоре подошел Тимур. Наверное, кто-то меня заметил и позвонил ему. Тимур уселся рядом.

– Как ты, чувак?

– Хреново, наверное.

– Наверное?

Я пожал плечами. Говорить не хотелось. С трудом вспомнив про незнакомый номер, с которого звонили Сергею в тот день, я достал из кармана сотовый и протянул Тимуру.

– Фотка с номером, обведенным фломастером. Пробей его. Можешь? – Тимур с несчастным видом вздохнул, но спорить не стал. – Да, и еще кое-что.

Я пересказал ему историю про рыжего любителя поездов и про клофелинщиц из Самары. – Сможешь в интернете что-нибудь поискать об этом?

Тимур с еще более несчастным видом согласился.

Он для приличия посидел еще немного рядом, а потом испарился, оставив меня одного. Я сходил в магазин еще раз. После третьей бутылки дышать стало легче. А на четвертой я почувствовал нечто странное. Возможно, это была легкая форма шизофрении. А может быть, я смотрел в пустоту, сидя на одинокой скамейке в погруженном в ночь дворе, слишком долго и провалился в медитацию. Только я почувствовал, как некто с грустью смотрит на меня. Этот кто-то был внутри меня. И он точно знал выход.

Бутылка упала, когда я задел ее локтем, и разбилась с характерным треском. Я уронил голову на руки и закрыл глаза.

А потом позвонила Женя. Я уставился на дисплей телефона и не решался нажать кнопку ответа. Что вызывало еще большее смятение, потому что я никогда так себя не вел. И все это раздражало. Чтобы не растягивать издевательство, я ответил.

Тихий голос Жени:

– Что делаешь?

Сказать что-нибудь эдакое, или ответить, как есть?

– Пью. И жалею себя.

– Я тоже, – помолчав, отозвалась она. – Давай… Давай жалеть себя вместе…?

Я смутно помнил, как добрался до нее. Метро еще ходило, и я спустился в подземелье. Там было непривычно пусто. А потом была улица, двор, домофон. И бутылка вина, которую Женя выставила на стол.

– Что это?

– Подумала, тебе не помешает.

Мы сидели, пили вино и разговаривали. Курить я ходил на балкон. В один из походов Женя присоединилась ко мне и попросила сигарету. Вопросов я не задавал. Чтобы как-то остановить процесс, который нарастал как снежный ком и был абсолютно мне неподконтролен, я рассказал ей про рыжего в Сызрани и про версию с клофелинщицами в Самаре.

Возможно, я уже был пьян. А может, наши с Женей мыслительные процессы проходили слишком по-разному. Она нахмурилась и спросила то, чего я совсем не ожидал:

– Ты думаешь, Сергей мог… к проституткам?

– Что? С чего ты взяла? – опешил я. – Нет, конечно!

– Но ты сам рассказал. Эти клофелинщицы…

– Скорее всего, клофелинщицы. Препарат может быть другой.

– …Подсыпали ту дрянь приезжим мужикам, которых снимали на вокзале.

Я вздохнул.

– Черт, Женя, мы не знаем, что с ним, он пропал, а ты умудряешься ревность включать.

– Я не… – начала возражать она, но подумала получше и замолчала. А я принялся объяснять:

– Если эти проститутки околачиваются в кабаках около вокзала, вся местная братва их знает. Такие, как тот рыжий, могли перенять у клофелинщиц их методы. Или даже покупать эти колеса. И орудовать в поездах в районе Самары. Сел в Новокуйбышевске, например, за полчаса обработал клиента и свалил с его вещами.

– Да поняла я, – устало отмахнулась Женя. Покосилась на меня. – Во что он ввязался, Леш? Кровь. Вранье про вызов на работу. Секреты какие-то. Это так не похоже на Сергея. Я думала, что он ничего от меня не скрывает. Оказалось, это не так. И сейчас я… я уже не знаю, во что верить и что думать.

– Все мы верим во многое, – буркнул я. – Одни верят, что станут богатыми. Вторые, что их любимая команда когда-нибудь победит. Третьи верят, что бог их спасет. Почти все это на поверку оказывается полным фуфлом. Но людям это не мешает продолжать верить.

– Ты о чем сейчас?

– Хочешь во что-то верить – выбирай то, во что верить хочется. И верь. Все остальное пусть идет в задницу.

Она вдруг ушла. Я испытал огромное облегчение, оставшись один. Ноги – и, конечно, метро, но в первую очередь ноги – сами принесли меня к Жене. Я хотел быть здесь. А когда оказывался рядом, не находил себе места и мечтал сбежать.

Может, действительно шизофрения? Это бы многое объясняло.