Лилия Беляева - Убийца-юморист

— Ну рявкнул бы кто хоть раз!

— Как-то не получается. Это же какое-то исчадие. Опять присосались… Видите ли, я вообще подозреваю, что и прежние наши властители от мала до велика, и нынешние делались по одному рецепту: наглость, бесстыдство и алчность. Но почему вас так задело хамство Салтычихи? Оно же падало мимо… Оно же призвано выполнять одну важную функцию — создавать видимость кипучей деятельности данной конторы «Рога и копыта».

— Но если вы все понимаете, почему…

— Увы! Повязали! Здесь мне хоть что-то платят. Жена у меня лежит в больнице после тяжелой операции… А на пенсию разве проживешь? Банальная истина… И без того почти ангел: не пью, не курю… А вы откуда? Какой у вас здесь интерес?

— Из газеты. Меня удивляет, как много теперь смертей… Умирают поэты, писатели…

— Тоска, девушка, немыслимой силы тоска! — старик стукнул по столу кулаком. — Как после землетрясения. Обвал. И великий обман. Мы думали поначалу, что вот кончим петь дурацкую песню «Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути…», разгоним партноменклатуру и начнется благодать, куда ни глянешь — честные, любезные, чуткие правители, готовые ради нас, народа, хоть на плаху. Не получилось.

— Но разве прежде мало было ничтожеств при почестях? Лизоблюдов? Рвачей?

— Увы, девушка, увы… Тоже хватало… Но тогда жила рядом Великая Надежда — прихлопнем и с чистого листа. Как говаривал мой приятель Пестряков Дмитрий Степанович, «в дерьме мы родились, в дерьме мы умрем»…

Я не поверила своему везению. И не стала торопиться, чтобы случайным словом не дать понять этому беловолосому старику с профилем актера-красавца Ланового, что страшно интересуюсь именно Пестряковым…

— Да-с, — произнес он мрачно. — Был человек и нет человека.

— А что случилось?

— Умер.

— От чего?

— Говорят, от некачественной водки. Очень может быть. Пил. Ну кто нынче не пьет? И возраст не мальчиковый! Семьдесят девять! Войну отбомбил! До самого Берлина! Мне-то полегче было — я генерала возил.

— Вы были на его похоронах?

— Был. Морг, автобус, кладбище и небольшие поминки у него в квартире, где все оказалось перевернуто. Даже пол в нескольких местах разворочен. Сначала дочь думала, что воры побывали. Потом решила, что у отца были приступы белой горячки, ну он и бузил… То же самое и на даче. Перерыто. Ну на даче могли бомжи орудовать. Он и с ними, говорят, пил — не брезговал. Такая вот грустная история, любознательная девушка. Тем более грустная, что Дмитрий Пестряков хорошо начинал. Его повесть «Это было под Вязьмой» гремела в пятидесятых. Его имя то и дело по радио произносили. Такое выпадает на долю не каждому.

— А что ж потом?

— Как говорится, «суп с котом». Остальные его повести послабее были… Романы пробовал писать… Ну, средненькие такие выходили… Слава и заглохла. Но писал, писал. Двоих детей надо было на ноги ставить. Поставил. Сын садится в тюрьму, потом исчезает. Остается дочь. Да и она не остается уходит от отца замуж. Жена умирает. Надергалась с сыном, чего уж тут… Оставаться с ним — верная и скорая смерть.

Он бы, наверное, рассказал мне ещё что-то полезное для меня. Но тут открылась дверь, в комнату не вошла, а словно ворвалась в процессе штурма Людмила Салтыковская, старая тетка с грязно-седыми космочками, в очках, с поджатыми губами.

— Вам звонил Вяткин?

— Нет.

— Как же он не звонил вам, если он говорит, что звонил?! — закричало это странное существо, отряженное историей «вправлять мозги» и тем и этим.

— Я же говорю, мне Вяткин не звонил, — членораздельно повторил старик.

— Но он же сказал?! Он же обещал?!

— Немедленно саблю и коня! — сказала я, обращаясь к ней.

— Какую саблю и коня? — опешила она.

— Ну чтоб сразу в бой! Там и орите, там это уместно! — посоветовала я. — А здесь хватит. Уши болят от вашего хамства.

— А вы кто такая?! — она вытянула голову в мою сторону. — Что вы тут делаете? Откуда?!

— Из «службы спасения». Укрощаю психопатов и психопаток. А теперь не мешайте. Мне надо договорить.

Вот тебе и раз: Салтычиха замерла и тихо вышла за дверь и даже не отлаялась…

— Потрясен! — воскликнул старик с профилем Ланового в роли князя Андрея Болконского. — Так легко обуздать стихию!

— Когда вы в последний раз видели Дмитрия Степановича живым?

От неожиданности и стремительности моего скачка на новую тему старик немного растерялся, но довольно скоро ответил на вопрос:

— Да на кладбище, когда хоронили Михайлова.