Фридрих Незнанский - Стрельба по «Радуге»

Решил, что надо все-таки, и коротко рассказал о звонке с Лубянки. Рогожин слушал и кивал.

— Ты вчера ни в чем не перебрал с этим козлом? Я имею в виду во время допроса малютки Грошева?

— Абсолютно! Так и Филипп наш там присутствовал. О нарушениях не может быть и речи…

— И, тем не менее, как видишь. А может, у них, в УСБ, какие-то свои проблемы, о которых мы с тобой не знаем? Ну, если что, держи в курсе…

И они покинули кабинет. Рогожин — чтобы ехать в Управление собственной безопасности ГУВД Москвы, а Турецкий — чтобы встретиться с Гусевым, который должен был прибыть с минуты на минуту. И уж заодно, если получится, взглянуть в глаза Грошеву-старшему. Интересно, как тот отреагирует на то, что допрос и очную ставку отложили? Наверняка уже в курсе, иначе почему звонки последовали практически один за другим? Значит, когда ему сообщат об этом, он должен торжествовать. Что, разумеется, будет видно по нему. Да, неладные дела творятся в следственных изоляторах, даже таких, как самые главные в стране. Всюду коррупция, взятки, подлоги, подставы — это в тюрьмах-то!..

Ждать пришлось недолго. Они, наверное, случайно встретились на лестнице следственного управления. Грошева вели наверх конвоиры, а на площадке их пропускал Гусев, которого Турецкий уже предупредил о том, что допрос временно откладывается. Возможно, будет перенесен назавтра или на другой день. Кроме того, надо было обсудить еще ряд проблем.

Грошев узнал врага первым.

— Жив еще? — спросил веселым голосом.

— Как видишь, — холодно ответил Гусев. — Какой же ты все-таки грязный мерзавец!

— Прекратить! — почему-то именно Гусеву крикнул конвоир. — А вы молчите, не обращайте внимания. — Это уже арестанту.

«Во, как дело поставлено!», — едва не воскликнул Турецкий, но сдержался, наблюдая, что будет дальше. А дальше Гусев отвернулся, а Грошев, поднимаясь выше, прокричал Гусеву:.

— Ты еще пожалеешь! И твоя б… — тоже! — но на него прикрикнул конвоир.

— А допрос-то переносится, — заявил им вдогонку Турецкий.

Конвойный замедлил шаг, обернулся.

— Вы — нам? Откуда известно?

— Следователь только что мне сказал. Он уехал пять минут назад. Да вы идите, вам там все объяснят! — ему очень надо было увидеть взгляд Грошева, и тот обернулся, не скрывая торжества.

— Понял? — крикнул Гусеву. — Еще не то будет!

— Идите! — снова прикрикнул конвойный, и они ушли в коридор.

Гусев был растерян, беспокойный взгляд его словно спрашивал: это что же делается?! А как ему можно было объяснить? Разве что о том, какой получается расклад, когда в дело активно полезли коллеги сидельцев? Поймет ли? Он грезит о справедливости. Увы, все именно «грезят». А главное сейчас — полнейшая безопасность. Надо, чтобы женщины не рыпались в Москву, переждали нехорошее время. Да и сами мужья соблюдали осторожность, у них же нет суровой необходимости переходить улицы в одиночку и в неположенных местах? Вот это и должны понять…

— Пойдемте, Сергей Сергеевич, — позвал Турецкий. — Или у вас появилось желание встретиться со своим бывшим семейным другом еще разок? Поглядеть, как он торжествует, видя тщету наших стараний?

— Бог с вами! — воскликнул тот. — Да что тут, вообще-то, произошло? Вы не в курсе?

— В курсе, только давайте спустимся. Но расстанемся не на улице, а еще в вестибюле.

— Почему?

— Так надо, — Турецкий не собирался объяснять о возможной слежке на улице. Он сам захотел стать ненадолго «топтуном» и поглядеть, «пасет» ли кто-нибудь и Гусева. И пока они спускались, коротко рассказал о телефонных звонках сверху, о том, что там засуетились, пытаясь выручать своих «бывших», которых, как известно, не бывает ни в спецслужбах, ни в прочих органах. Гусев был ошарашен. Да и кто бы на его месте почувствовал себя иначе?.. На глазах рассыпались в прах все усвоенные с детства принципы справедливости. Если этого не случилось раньше, когда он ремонтировал чужие машины. Но ничего взамен ему Турецкий в настоящий момент предложить, увы, не мог. Оставалось в сотый раз предупредить о постоянно ожидающей их всех опасности, если только они способны усвоить такую простую истину.

Утром Алевтина сказала, что ее встретил на работе ранний звонок Елены Гусевой. Та сообщила, что у нее появилась срочная необходимость появиться в Москве и она убедительно просит передать Александру Борисовичу, чтобы он имел это обстоятельство в виду. И вот теперь Александр Борисович тоже «убедительно» попросил мужа Елены сообщить своей супруге такую истину: если она хочет остаться живой, пусть сидит там и никуда не рыпается. И никому не звонит. Категорически. Ибо даже самые секретные телефоны засекаются, и легко вычисляются места нахождения их хозяев. А если она станет сопротивляться, то надо просто сказать, что агентство «Глория» разрывает с ней и, вообще, со всеми пострадавшими, деловые отношения и больше не отвечает за сохранность их жизни. А в качестве иллюстрации вполне можно привести реплику Грошева на лестнице насчет «бэ» и его вполне реальной, поскольку на свободе остались его помощники и пособники, угрозы по поводу «ты еще пожалеешь» и «не то еще будет». И если она не поймет, то «Глория» больше никаких действий в ее защиту не предпримет. Кажется, Гусев осмыслил степень опасности и пообещал немедленно связаться с Ленкой. И Паше тоже скажет.