Фридрих Незнанский - Чужие деньги

Первой эту истину со всей откровенностью докатала Надежда Павловна, подруга маминых девичьих лет: у Гали, разумеется, язык не повернулся бы назвать эту худощавую молодящуюся платиновую блондинку тетей Надей. «Какая ты красавица, Галина, вылитая мать в юности!» — рассеянно сказала Надежда Павловна, но Галя ей не поверила, потому что в зеркале за ее спиной отражалась круглолицая брюнетка с испуганным выражением похожих на темные вишни глаз, в неуместно провинциальной курточке, обтягивающей слишком мощные округлые плечи. Покончив с комплиментами, Надежда Павловна перешла к деловым вопросам. Да, конечно, она получила письмо от Галиной мамы, да, конечно, она готова сдавать ей квартиру… Триста долларов в месяц Галю устроит? Галя мигом пересчитала в уме доллары на рубли, и ее маленький пухлый рот непроизвольно сложился в букву «О». Она еще не была уверена, что ее, несмотря на обещания, возьмут работать в МУР, а требовать зарплату, которая покрывала бы расходы на квартиру, — форменная наглость.

— Из уважения к твоей маме, — смягчилась Надежда Павловна, — я могла бы снизить до двухсот восьмидесяти. Но не ниже. Пойми, у меня тоже есть семья, я не имею права входить в убыток.

— Я подумаю, — убито промямлила Галя, — я подумаю.

— Думай, моя дорогая, только не слишком долго. У нас есть другие кандидаты в квартиранты.

Таким образом, подхватив мамины сумки, которые сделались еще тяжелее от рухнувшего на плечи груза забот, Галя прямиком от Надежды Павловны поехала в МУР. И, надо сказать, тут встреча выдалась не в пример сердечнее. В ней не искали сходства с мамой, которую никто не знал, и с тетей, которую знали слишком хорошо. Галин красный диплом и характеристики произвели благоприятное впечатление, а что до остального, то человек познается в деле.

— Ну вот что, Галина, — снизошел до нее сам генерал Грязнов, занимающий ту же должность, которую в течение долгих лет украшала собой Шурочка Романова, — работать придется сразу. И много.

Галя с готовностью закивала. Если все дело в работе, она выдержит.

— Следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий ведет дело об убийстве американского журналиста Питера Зернова. Он попросил, чтобы нас, муровцев, выделили ему в помощь. Так что основная нагрузка ляжет на молодых оперов. Вот, знакомься: Владимир Яковлев, твой коллега. А вот это — Поремский, Елагин, Курбатов — следователи, подчиненные Александра Борисовича. Дело нелегкое, зато есть возможность проявить себя. Вопросы есть?

— Вячеслав Иванович, — нехорошо было начинать с личного, но куда деваться, — мне жить негде.

— Как «негде»? А где ты остановилась?

— Честное слово, нигде! Вот, видите, все мое принесла с собой. — Галя юмористически обвела руками сумки. — Может, если заключенных мало, хоть камеру свободную выделите?

— Чтоб мы молодых сотрудников сразу в тюрьму сажали? — нахмурил седые брови Вячеслав Иванович. — Да ни в жисть! Володя, позвони-ка Олифиренко, пусть выделит нашей гарной дивчине Гале комнату в общежитии. А ты, Рюрик, введи ее в курс дела Зернова.

Пока Рюрик вводил новую сотрудницу в курс дела, Володя Яковлев, вежливый и приветливый, успел вернуться и, чуть ли не кланяясь, точно японец, вручить Гале бумажку с написанным аккуратным почерком адресом.

— Сначала нужно будет заехать к коменданту на метро «Профсоюзная» и получить ключи, — объяснил он, — а потом отправляйтесь в общежитие. Может быть, хотите оставить здесь ваш багаж?

Галя согласилась на это любезное приглашение, но рассудила, что кроме рюкзака надо бы прихватить сумку, содержащую съестное: не искать же на ночь глядя, что поесть, к тому же при московских ценах! И подавленным вздохом подняла ношу, клеенчатая ручка которой привычно впилась в натертую за день ладонь…

Московская жизнь складывалась не так, как успела нафантазировать себе девочка из провинции, но все-таки складывалась. Так успокаивала себя Галя, сидя у окна автобуса, циркулирующего между метро «Выхино» и той Тмутараканью, где ей предстояло обитать. Под курточку, рассчитанную на теплые зимы Донщины, пробирался ноябрьский холодок: стекло обледенело, а топили в автобусе плоховато. В прижавшейся к ногам сумке при остановке что-то стукало Галю по правой голени, должно быть банка с очередными консервированными баклажанами. За окнами простиралась однообразная, темная, утыканная разноцветными оконными огоньками Москва бесконечных спальных районов, совсем не похожая на Москву фильмов и книг, Красной площади и Белого дома. Но Галя была рада и такой Москве, потому что верила: если как следует, засучив рукава, работать, то капризная столица примет ее как свою. И эта Москва, окраинная, и та, центральная. Никуда не денется, примет.