Алистер Маклин - Дорога пыльной смерти

— Простите, мистер Мак-Элпайн. Где этот бастард Харлоу?

— Оставьте его. Он и так скверно себя чувствует.

— И Джету тоже. Не понимаю, отчего все носятся с этим Харлоу, просто ума не приложу. Он же маньяк, свободно разгуливающий на свободе. Бешеный. И вы это знаете. Мы все это знаем. Сегодня он дважды оттеснял меня с трассы, я также мог сгореть заживо, как и Джету. Предупреждаю, мистер Мак-Элпайн, я подниму вопрос в ассоциации гонщиков и добьюсь, чтобы его сняли с дистанции.

— Вы последний из тех, кто может поднять такой вопрос, Вилли. — Мак-Элпайн положил руки на плечи Нойбауэра. — Вы последний из тех, кто может указать на Джонни пальцем. Если Харлоу уйдет, кому достанется место чемпиона?

Нойбауэр изумленно уставился на него. Его злость мигом улетучилась, с удивлением и недоверием он смотрел на Мак-Элпайна. Когда же немного пришел в себя, то голосом, понизившимся до шепота, спросил:

— Вы думаете, я действительно так поступлю, мистер Мак-Элпайн?

— Нет, Вилли, я так не думаю. Просто хочу предупредить, что другие могут так подумать.

Наступила долгая пауза, за время которой ярость Нойбауэра, казалось, совершенно улетучилась.

— Он ведь убийца. Он может еще кого-то убить, — спокойно сказал он, потом мягко снял руки Мак-Элпайна со своих плеч, повернулся и вышел из станции обслуживания. С задумчивым видом глядел ему вслед Даннет.

— Возможно, он прав, Джеймс. Конечно, конечно, он одержал четыре победы на Гран При, но когда погиб его брат на гонках в Испании, вы знаете...

— Четыре победы на Гран При? И вы хотите меня убедить, что его нервы никуда не годятся?

— Я ни в чем не собираюсь вас убеждать. Я только знаю, что самый осторожный гонщик стал беспечен и опасен для других, его настырность фанатична, и другие гонщики его боятся. Они просто дают ему свободу действий, чтобы остаться в живых, не желая выигрывать у него хотя бы ярд.

Мак-Элпайн внимательно посмотрел на Даннета и сокрушенно покачал головой. Он, Мак-Элпайн, а не Даннет, признанный знаток людей, сейчас больше понимал происходящее, но Мак-Элпайн относился к Даннету и его мнению с глубоким уважением. Даннета он считал незаурядным, тонким, интеллигентным человеком и исключительно талантливой личностью. Он был уже весьма известным журналистом, когда сменил профиль своей работы и превратился из политического обозревателя в спортивного комментатора из того лишь простого резона, что стал находить политику весьма скучным занятием. Твердую принципиальность и способности трезвого аналитика, которые сделали его серьезной личностью на сцене Вестминстера, он с успехом теперь использовал в своих обозрениях с мировых гоночных трасс. Являясь постоянным корреспондентом газеты Британского национального обозрения и двух журналов по автомобилизму, британского и американского, кроме того выполняя много других работ, он быстро приобрел репутацию одного из ведущих в мире журналистов по автогонкам. Всего за два с небольшим года он, бесспорно, добился незаурядного положения. Успеху его завидовали многие из пишущей братии, а кое-кто из неудачников открыто злобствовал в его адрес по всякому поводу.

Не прибавило ему во мнении многих и то обстоятельство, что он тесно сошелся с командой «Коронадо», чем вызвал еще большие нападки на себя. Вообще на этот счет не было никаких законов, писаных и неписаных, но так не поступал еще ни один вольный журналист. И его коллеги теперь брюзжали по этому поводу. Его и их работа заключалась в добросовестном и беспристрастном изложении всего, что связано с машинами и гонщиками, борющимися за Гран При, утверждали они, на что он вполне убедительно отвечал, что именно этим и занимается. Но недовольных оттого не уменьшилось. На самом деле недовольны они были тем, что с трека Даннет первым получал сообщения от «Коронадо», а эта компания в спортивном бизнесе процветала и делала огромные успехи. Трудно было оспорить и тот очевидный факт, что написанные им статьи о команде «Керонадо» и большей частью о Харлоу могли составить внушительный том. Подогрела страсти и созданная Даннетом совместно с Харлоу книга.

— Я боюсь, что вы правы, Алекс, — сказал Мак-Элпайн. — Даже убежден в вашей правоте, но самому себе в этом не хочу признаться. Он всех заставил бояться себя. Даже меня.

Оба взглянули одновременно в сторону павильона, возле которого на скамеечке сидел Харлоу. Не придавая никакого значения тому обстоятельству, что его могут видеть, он в очередной раз наполнил стакан уже из следующей коньячной бутылки. Можно было на расстоянии разглядеть, что руки его при этом по-прежнему дрожали. Хотя протестующие крики поутихли, но разговаривать в таком шуме было все еще нелегко, а вот как стекло выбивает дробь о стекло, было даже очень слышно. Харлоу сделал приличный глоток, уперся руками в колени и бездумно уставился на свой искалеченный автомобиль.