Татьяна Полякова - Не вороши осиное гнездо

– Обращайтесь в любое время, уверена, Владан будет только рад… – Тут я сообразила, что сморозила, и сочла за благо заткнуться.

Пелагея ушла, а я бросилась звонить Владану.

– Как дела? – спросила, когда он ответил. Признаться, на это не очень рассчитывала, думала, придется писать «СМС».

– Отлично. Девушка такая скромница, почти не пристает, – съязвил он.

– Можешь не соблазнять ее понапрасну: Татьяна объявилась, позвонила матери. Сохнов слово сдержал.

– Да? Отлично. Ты еще в офисе?

– Кто-то должен встречать старушек.

– Не жди, что получишь сверхурочные.

– Я за идею работаю.

Он отчетливо вздохнул и дал отбой, а я быстро домыла полы и вернулась на диван. Вряд ли свидание продлится особенно долго. Скорее всего, Владан уже отвозит Софью домой на своей роскошной машине. А вдруг девушка ему понравилась? Маринка утверждала: у него были увлечения на стороне, правда, он всегда к ней возвращался… Не хотела бы я быть чьим-то увлечением.

Время шло, за окном давно стемнело, а Владан все не возвращался. Я то и дело поглядывала на мобильный, с трудом справляясь с искушением ему позвонить. Может, я его проворонила? Я вышла на улицу, джип стоял под окнами, «Мазератти» отсутствовал. Вдруг он его во дворе поставил?

Я прогулялась во двор, машины и там не оказалось, зато на обратном пути я нарвалась на Маринку, она торчала в открытом окне, демонстрируя свой роскошный бюст в глубоком вырезе ночнушки, и крикнула:

– Дозором ходишь?

– Высоко сижу, далеко гляжу, – буркнула я в отместку, вернулась в офис и зло подумала: «А не завалиться ли спать?»

Домой упорно не хотелось. Я переместилась к открытому окну и, высунув голову, посмотрела на Маринкины окна. Заметив это, та с силой свое окно захлопнула.

«Нервничает», – подумала я с сочувствием.

Наконец в конце улицы сверкнули фары, и вскоре «Мазератти» тормозил рядом с джипом. Я с большим трудом усидела на месте, очень хотелось броситься Маричу на шею, точно он не на свидание ходил с красивой девушкой, а в разведку.

Владан с недовольством взглянул на окна офиса, в которых горел свет, и, к моей великой радости, зашагал сюда.

– Ты жить сюда перебралась, что ли? – ворчливо осведомился он, прошел и сел за стол.

– Я рассчитывала узнать нечто интересное, если уж ты потратил столько времени… Чай будешь?

– Минералку.

Пока я доставала бутылку из холодильника и искала стакан, Владан спросил:

– Значит, Танька позвонила?

– Да. Пелагея пришла где-то в половине девятого… – Я хотела поставить стакан на стол, а Марич в этот момент начал подниматься и задел меня локтем, стакан выскользнул из моих рук и покатился по полу, тяжелое донышко от удара отвалилось, а вода разлилась. – Растяпа, – буркнула я, а он улыбнулся.

– На счастье.

Мы вдруг замерли, как по команде, стоя вплотную друг к другу. Так близко, так мучительно близко, что я испугалась, попробовала отступить назад и поскользнулась на мокром полу. Владан схватил меня за плечи, стараясь удержать, наклонился ко мне, а я точно спятила: зажмурилась и коснулась губами его губ. Они раскрылись, а потом сомкнулись на моих. Я обхватила его шею руками, стараясь удержаться на ногах, всерьез опасаясь рухнуть в обморок. Он целовал меня, а я, обмирая от счастья, боялась, вот сейчас он рассмеется и все окажется шуткой.

Он так крепко прижал меня к груди, словно тоже боялся, вдруг я выскользну из его рук, упаду или вовсе исчезну. Я точно неслась на американских горках, когда перехватывает дыхание и ты летишь то вверх, то вниз, в облака и в самую бездну, и сердце готово остановиться от ужаса и хмельного азарта.

Неудивительно, что мы ничего не видели и не слышали вокруг, до тех пор пока не раздался гневный Маринкин голос:

– Идиот!

И волшебство кончилось. Так карета ровно в двенадцать превращается в тыкву, а принцесса в замарашку.

Владан отстранился и проводил Маринку взглядом, избегая смотреть на меня. Та хлопнула дверью, каблуки зацокали по ступенькам, а Владан с усмешкой сказал:

– Пожалуй, дома мне сегодня лучше не показываться.

– Догони ее, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Скажи, что проспорил мне поцелуй. Я ж вечно к тебе цепляюсь, она поверит.

Вот тогда он повернулся, посмотрел мне в глаза, и я невольно поежилась. Он мог смотреть так, что дюжие мужики начинали ерзать, мог взглянуть с презрением, снизив уровень самоуважения индивида до нулевой отметки, или наградить насмешливым взглядом, когда хотелось разозлиться или, напротив, засмеяться в ответ. Но сейчас в его глазах стыла тягучая пустота. Он точно смотрел сквозь меня, как будто и не видел вовсе.