— Если помощь прибудет за час-два, все будет хорошо… А если позже — не знаю… Кровоизлияние и само может остановиться, а может…
Внезапный звонок телефона ударил по нашим нервам, как разряд электрического тока. Я был ближе всех к аппарату, но акушерка буквально схватила трубку.
— Да-да, да-да… — Лицо женщины на глазах теряло свою страшную бледность и постепенно розовело. — Милые мои! Прилетят, да? Обещали? Так-так, слушаю! Четыре больших огня… пятьдесят метров между ними… квадрат… понятно! Площадку очистить от снега! И чтобы она была рядом с домом, да-да! И приготовить роженицу? Ясно! Сколько времени понадобится для?.. Час? Тогда успеем!.. Успеем, говорю!..
Она положила трубку, несколько секунд смотрела на нас совершенно бессмысленным взглядом и вдруг начала истерически хохотать. Но вот вслед за ней и отец стал смеяться и плакать, бить в ладоши и приплясывать. Выходило, что я остался тут единственным, кто не потерял разума. Я схватил обезумевшего родителя за плечи и основательно встряхнул:
— Слушай меня, человече! Хватит дурить, скажи лучше, где можно приготовить площадку! Ты же слышал — она должна быть поблизости от твоего дома! — Похоже, папа-дедушка приходил в себя. — А есть там поблизости какие-нибудь провода, ток высокого напряжения?
— Да ничего там нет, джаным, место голое, как противень! Наш дом — самый крайний в селе…
— А место ровное?
— Я же говорю тебе — как противень!
Мы рванулись вниз по лестнице — и бегом к джипу. По дороге я успел объяснить отцу задачу:
— Соберешь мужиков, много-много — с лопатами! Место должно быть очищено от снега до голой земли, ясно? Остальные — и бабы в том числе — пусть тащат вес, что ярко горит, — бензин, керосин, спирт, даже ракию!!!
Толпа все еще вертелась возле дома. Надо сказать, люди очень быстро сообразили, в чем дело, — буквально нескольких секунд хватило, чтобы они тут же бросились к соседям будить и поднимать их с постели; советчики, которых набралось не меньше десятка, правильно решили зажечь все электричество в селе — чтобы летчик сверху увидел огни. Через несколько минут и мужчины и женщины уже бежали с лопатами и граблями к поляне за домом бригадира, тащили чурки и щепки. В доме остались одни старые бабки, которые подняли такой вой, будто роженица уже умерла.
— Дайте им ракии побольше, пусть выпьют и заткнутся! — заорал кто-то и пронесся мимо меня, таща на себе тяжелый бачок с бензином. Я бросился следом за ним. Отовсюду звучали крики, ругань, команды. На площадку стекалось все больше и больше людей.
Через полчаса на расстоянии пятидесяти метров друг от друга (местный землемер постарался!) запылали четыре ярких огня. За незримой линией на границе «летного поля», совершенно очищенного от снега, столпилось едва ли не все село. А люди все прибывали. Пламя вздымалось вверх метра на три, не меньше, но сельчане не успокаивались, все время подбрасывали в огонь стружки, куски досок, щепки, обломанные сухие ветки. Вереница людей тянулась до самого дома, где роженица ждала своей участи. С ней неотлучно была акушерка, которая готовила ее к перелету, одевала и укутывала, чтобы ослабевшая женщина не простыла на этом жестоком декабрьском ветру и морозе.
Вдруг кто-то громко заорал, требуя тишины. Над селом, даже еще выше — от самого Предела, донеслось равномерное рокочущее гудение. И вот уже где-то с севера, едва заметные в ночной темноте, стали стремительно приближаться три разноцветных мерцающих огонька.
— Вертолет летит! Летит сюда, к нам!.. — закричала хором толпа, и буквально через считанные минуты на площадку медленно и осторожно опустилась освещенная огнями металлическая птица. Бешено вертящиеся пропеллеры постепенно стихли, отворилась дверка в железном «животе» птицы, и оттуда выскочили двое мужчин в белых халатах с поразительно, до смешного, маленькими носилками.
Часть людей бросилась в дом, чтобы взять роженицу и перенести ее в вертолет, другие потянулись к летчику с вином и ракией. Летчик отчаянно отмахивался и пытался объяснить, что он «за рулем», но люди не слушали его и все совали ему бутылки и кувшины, и так продолжалось, пока из дома не вынесли на носилках завернутую в одеяла и шкуры роженицу. Ее бережно внесли в вертолет. Следом шла акушерка, прижимая к груди маленький «пакетик», тоже увитый в толстое одеяло. Я понял — это новорожденный. Она увидела меня, что-то прокричала, но я не расслышал, ей помогли войти в кабину, дверцы вертолета закрылись, моторы взревели, пропеллеры завертелись что есть силы, близко стоявших людей отнесло назад — и металлический жук поднялся в ночь.
Читать дальше