Кирилл Топалов - Расхождение

И еще много чего я им наговорила, но Георгий был все так же суров, обращался ко мне по-прежнему на «вы» и на личную встречу не соглашался. После одного из разговоров, а вернее, допросов я на короткое время осталась в комнате одна, у меня уже не было сил даже плакать, и тут в комнату ворвалась та женщина с родинкой — из комиссии, залепила мне пощечину, схватила за волосы, резко повернула лицом к себе и буквально заорала:

— Говори, сволочь! За что ты продала моего братика?! Я тебя с лица земли сотру, так и знай!

— Если ты уверена в моей вине, сестра, сотри, — тихо ответила я ей, голос уже не подчинялся мне. — На твоем месте я сделала бы то же самое…

Она как-то странно поглядела на меня, отпустила и вышла. Мне стало ясно — она не была уверена в моей вине. Несколько лет спустя она нашла меня в санатории, тогда я узнала и имя ее — Денка. Волосы у нее были все такие же пышные, но их прожигала ранняя седина, и лицо сморщилось, постарело, по всему видно было, что ее терзает какая-то невыносимая мука. Она вошла ко мне в палату, рухнула на колени и стала целовать мои одеревеневшие ноги. Не могу передать, как неловко и больно, мне было, я все пыталась поднять ее, а она все повторяла и повторяла:

— Прости меня, сестра… Ради Бога, прости меня…

Я стала успокаивать ее — вот же, я на свободе, они убедились, что подозревали меня напрасно, слава Богу, не тронули, а ведь сколько людей невинно пострадали, а я хоть и болею, но живу…

— Я простить себе не могу то, что сделала, как поступила с тобой… Я ведь никогда в жизни не поднимала руку на человека, какой мрак опутал нас тогда… И я знала, всегда знала, что судьба за это накажет меня, я верю в возмездие! Сделаешь кому-нибудь зло, поступишь несправедливо — вот все это и обернется и падет на твоих близких… Так и вышло, мне жить не хочется — дочь у меня болеет, хиреет, она под машину попала…

И снова и снова, рыдая, она билась головой о край моей кровати:

— Прости, прости меня, сестра! Если ты простишь меня, простишь искренне, от всей души — дитя мое оживет, я уверена! Но только если ты простишь! Я на все готова для тебя, проси что хочешь — деньги, вещи, только прости!

— Хватит глупости молоть! — разозлилась я. — Вставай с колен и садись рядом! Я простила тебя еще тогда… Правда, тогда простила разумом, а теперь — всей душой и сердцем. Честное слово, поверь мне и беги за хорошими лекарствами, в них дочкино спасение, а все остальное — бабушкины сказки!

Да, бабушкины сказки, может быть, и так, только вот что случилось — дочка-то и вправду ожила и стала выздоравливать… И доктора смотрели на нее во все глаза, как на чудо какое-то, а то ведь они ее совсем списали с корабля. И вот с тех пор и мама и дочка ни одного праздника не пропускают и обязательно или сами приедут ко мне с гостинцами, или пришлют что-нибудь, а то и без всяких праздников примчатся — говорят, соскучились. Ну, выпьем немного вина, поговорим-повспоминаем, мать с дочерью иногда поспорят о чем-то при мне, я всегда беру сторону дочки, потому что пышноволосая красавица мама (она опять помолодела и похорошела, стоило дочке выздороветь) забывает о том, что и сама когда-то была молодая… Они находят меня всюду, где бы я ни была, чаще всего в санаториях — я теперь провожу там бо́льшую часть года, особенно влажные месяцы, сырость сковывает все мое тело, и даже на костылях, с которыми я не расстаюсь последнее время, мне трудно подниматься с места и двигаться. А тир я открываю только летом…

Через месяц после расследования появился и Свилен. Он был ужасно расстроен и собирался ругаться с Георгием. Я очень ему обрадовалась, мне хотелось успокоить его, и я наврала (второй раз в жизни), что Георгий все время защищал меня перед комиссией и только благодаря ему моя невиновность была доказана… Свилен, милый, добрый друг, сделал вид, что поверил мне, стал все чаще приезжать в наш город или в санаторий, где я лечилась, — и сколько вечеров, сколько новогодних ночей мы провели с ним у телевизоров в просторных уютных холлах этих санаториев, а десять лет назад он вообще перешел работать в наше окружное управление, и его тут же сделали главным следователем. Талантливый он человек, работает безошибочно, за эти годы — ни одного нераскрытого преступления, одно его имя наводит трепет на всякую нечисть. А имя-то доброе, прекрасное — Свилен… Скрашиваем друг другу одиночество, поддерживаем друг друга — и не сдаемся.

Ну, а Георгий так и не появлялся. Прошло больше двадцати лет после того злосчастного следствия, мог бы хоть два слова черкнуть — так, мол, и так, произошла ошибка, я поверил в то, что ты предатель, любовь ушла, я женился, у меня двое детей, я директор большого предприятия и у всех на виду, ни о каком разводе и говорить нечего, но я непременно как-нибудь приеду, и мы снова соберемся втроем — ты, я и Свилен, выпьем по рюмке, вспомним юность и постреляем по очереди из бельгийки… Нет, не написал, не вспомнил, не приехал. Как будто меня уже нет на этом свете…