Ему самому, несмотря на прошлую военно-десантную закалку, пришлось туго. Нервное напряжение давало о себе знать бессонницей, безотчетной тревогой. Им обоим требовался отдых, но в Крым поехала только Ева.
– Я хочу побыть наедине с собой, – сказала она. – Побродить по старым приморским улочкам, посидеть у моря. Буду пить кофе по-турецки и курить кальян.
Смирнов не стал возражать. Ева лучше знает, как установить равновесие в своей душе. В первый же день после ее отъезда он уже сожалел, что отпустил ее одну. Слоняясь по опустевшей квартире, из комнаты в комнату, он понял, как они необходимы друг другу. Ему не хватало Евы – ее голоса по утрам, ее примерок у зеркала, приготовленных ею кулинарных шедевров, ее бурных фантазий, возмущенных монологов, ее капризов. В ее отсутствие Всеслав не мог заниматься даже сыском – интеллектуальные головоломки потеряли всю свою привлекательность. Он брался только за те дела, которые могли увлечь его замысловатой интригой, дать пищу его избалованному уму. Он рассматривал внешнюю сторону мира, а Ева – внутреннюю. Ее подсказки проявляли глубоко скрытые связи, которые не отследишь обычным способом. По профессии Ева была преподавателем испанского языка, а по призванию – тонким наблюдателем. Гораздо более проницательным, чем сам Смирнов.
Итак, он занимался частными расследованиями, а Ева давала частные уроки испанского. Она разделяла интерес Всеслава и частенько заполняла своими догадками пробелы в его умозаключениях. Однажды встретившись на его пути, она заполнила пустоту в его сердце, стала неотъемлемой частью его жизни.
И вот теперь поезд, который вез ее из Крыма, подходил к перрону вокзала. Ветер нес за ним кисловатый запах железнодорожной пыли. Состав замедлял ход, вагоны проплывали мимо Смирнова – второй, третий… в пятом ехала Ева. Он пошел следом, пытаясь рассмотреть ее через забрызганные дождем окна. Видимо, где-то под Москвой пронесся ливень. Усталая проводница открыла дверь, протерла поручни, в тамбуре столпились пассажиры. Люди улыбались, махали друг другу руками…
– Ева! – совершенно не ожидая от себя подобной прыти, волнуясь, как мальчишка, крикнул сыщик. – Ева!
Он увидел ее, в светлой курточке, с рассыпавшимися в беспорядке волосами, и задохнулся от счастья. Она спустилась с железных ступенек вагона, как богиня с небес – к нему, простому смертному, взяла у него из рук букет ландышей.
– Я скучал по тебе, – прошептал Всеслав.
Они обнялись. Стояли, не замечая, как их толкают. Носильщики и таксисты наперебой предлагали свои услуги. Толпа обтекала эту живую скульптуру «Двое», ожидающую своего Родена, готового увековечить для потомков их любовных порыв. Запах ландышей мешался с запахами вокзала – дыма, поездов, мокрых платформ.
– Ночью была гроза, как в преисподней! – засмеялась Ева, глядя на Славку снизу вверх. – Я не могла уснуть.
– Я тоже…
Они пошли к машине – Смирнов одной рукой крепко прижимал к себе локоть Евы, в другой нес ее сумку.
– Как море? – спросил он просто так, чтобы услышать ее голос.
– Холодное…
Слова были лишними.
Домой ехали долго, по запруженным автомобилями улицам. Промытая дождями зелень светилась на солнце, яркая на фоне каменных фасадов домов. Шум города казался Еве оглушительным после тишины Крыма, нарушаемой лишь размеренным плеском волн, криками чаек.
– Хорошо отдохнула? – спросил Всеслав, сворачивая во двор.
Ева кивнула. Она привыкала к Москве и радости возвращения. У дома цвели кусты белой сирени, со старых акаций ветер сбивал сухие прошлогодние стручки, они шуршали под ногами. Все это было связано с новой волной жизни, с новыми чувствами, новой листвой, свежим весенним ветром, запахом дождя, новыми ожиданиями.
Мальчишки гоняли мяч по мокрой траве. Соседский пес благодушно наблюдал за ними. Синицы с желтыми грудками сидели на ветках акации, звонко перекликались. И городская суета имеет свои прелести!
Ева легко вздохнула, переступая порог квартиры, где все знакомо, привычно, – уютная гостиная, кабинет, спальня… Крым остался позади, как смутный сон о кипарисах и восточных дворцах.
– Я ездила в Бахчисарай, – рассказывала Ева за едой. – Видела «фонтан слез». Пыталась представить себя обитательницей гарема.
– Ну и как? Получилось?
– Нет, – с сожалением вздохнула она. – Видимо, я безнадежно строптива. Мне даже вообразить такое не удалось!
Она улыбалась, вспоминая, как заворожил ее голос муллы, раздавшийся с минарета дворцовой мечети и сразу погрузивший в прошлое – из остроконечных каминных труб ханских покоев потянуло дымком, внутренний двор наполнился снующей челядью, звуками стародавней жизни… за окном гарема мелькнуло не прикрытое чадрой прекрасное и печальное женское лицо…
Читать дальше