Лариса Соболева - Три грации на обочине

– Что квартирная хозяйка рассказала? У Анжелы были кавалеры?

– У, какой благородный лексикон у нашего нового следака – кавалеры! Про кавалеров она ничего не знает, но уверяет, что не ловила Анжелу за неприличностями, хотя регулярно навещала свою частную собственность из одной комнаты. Боялась: девчонка молодая, красивая, без родительского надзора, способна устроить в квартире бордель. Но Анжела оказалась не мажоркой из новостных программ, а прилежной девочкой, занималась учебой, спортом и рисованием, чистюля. Кстати, училась на отлично.

– Нет, а преподаватели института? Неужели им не пришло в голову выяснить, почему студентка не является на занятия?

– Да им по фиг, – отмахнулся Феликс. – Там учатся детишки богатеньких, чтобы получить корочку с вышкой, а не знания. Хотят – ходят, хотят – нет, лишь бы бабки платили вовремя.

– Прекрасно, – выходя из-за стола, хмуро сказал Павел. – Идем добывать ордер, пора делать обыск на квартире. Надеюсь, нам удастся выяснить и подпольную жизнь идеальной по всем статьям девочки. Неплохо бы парня отыскать, с которым у нее первый секс случился.

– У идеальных девочек бывает только любовь, а не голый секс, поэтому парня найти – плевое дело, с этим справится даже Сорняк.

– Сначала хозяйку привезем на опознание, чтоб уж точно быть уверенными. Итак, план на сегодня: ордер, на квартире забираем хозяйку, морг, потом назад с хозяйкой на обыск…

– Паша, телефон!

– Слышу, – снимая трубку с аппарата, сказал Павел. – Да?

– Павел Игоревич, – это был охранник, – тут к вам свидетель рвется говорит, ему срочно надо к Терехову.

– Свидетель? Я никого не вызывал… А кто такой?

– Ласкин Владимир…

Павел не дал ему договорить, перебил:

– Давай ко мне его. Покажи, куда идти.

Он положил на аппарат трубку и махнул Феликсу, мол, падай на стул и жди. Тот развел руками – дескать, как скажешь, и отошел к противоположной стене, там стоял стул у выхода, на него и плюхнулся опер. А Павел вернулся за стол, почти сразу в дверную щель просунул голову Ласкин:

– Здрасьте. Мне это… можно, да?

– Заходите, заходите, – пригласил его Павел.

Ласкин вошел в кабинет и застопорился, удивленно поднял брови, когда следак привстал и протянул ему руку. Непривычно. Это, конечно, дело обычное – подать руку, так поступают вежливые и воспитанные люди, да где они сейчас? Вымерли. Украдкой вытерев ладонь о полу старого пиджака (наверняка единственного), Ласкин благодарно, вместе с тем с достоинством пожал руку вежливому следователю. После сел на стул напротив Терехова, выпрямил спину и… молчал, тараща немигающие глаза, Павел напомнил ему:

– Мне сказали, у вас срочное дело, я слушаю.

– Вчера двое гадов напали на мою дочку, – произнес Ласкин.

– В какое время это было? – заинтересовался Павел.

– Время? Ну, а в какое время дерьмо из нор выползает? Ночью, конечно… вечером то есть. Поздним вечером… где-то ближе к одиннадцати.

– Можно подробней?

– Подробней? Можно…

Да что там ему собираться? Тельняшка на нем, штаны спортивные тоже, куртку с кепкой надел – и вперед. Но фонарик запропастился… Без фонарика по ночным улицам никак нельзя, деревня все же, шею свернуть – как нечего делать. И потом фонарик нужен для Насти, это сигнал, что он встречает ее. Поиски привели в комнату с телевизором, перед которым сидела Роза.

– Ты охренела? – сверкая гневом в крошечных глазах, психанул Ласкин. – У нее дочка в опасном положении, а она расселась тут в креслах и кино смотрит! Где фонарик?.. Я кого спрашиваю? Фонарик где, зараза такая?

– На кухне посмотри, – вяло бросила Роза. – Вчера брала, что, нельзя? Свет погас, вот и взяла. Хм, фонарика ему жалко.

– Жалко! – огрызнулся Ласкин. – Потому что на место не ложишь! Сколько раз говорил: берешь – положь на место! Вот сейчас нужен, где он?

– На шкафу глянь, кажется, туда поставила.

Фонарик там и нашел. Ласкин схватил его, проверил – горит ли, чтобы не подвел, и поторопился за курткой, но, надевая ее, вернулся к Розе, потребовав:

– Поднимай задницу! Со мной пойдешь Настю встречать.

На слух Роза уловила нечто новое в муже, который в течение совместной жизни неизменно находился в стабильной пассивности, расшевелить его – легче мертвого из гроба поднять. Она повернулась к Ласкину всем корпусом, в удивлении подняв брови и взявшись за подлокотники, словно готовилась вскочить, бежать за ним на край света. Не вскочила и не побежала, Роза живет в уверенности, что все плохое уже случилось, хуже не будет, она лишь настороженно протарахтела без обычного припадочного крика: