Мария Спасская - Сакральный знак Маты Хари

Продолжая сидеть среди разбросанной посуды, блогер смотрел злыми глазами, как компания из трех мужчин и одной девушки, весело смеясь, направляется в дом. Подошедшая сзади Нина Федоровна тронула внука за плечо и как ни в чем не бывало деловито осведомилась:

– Максим, ты идешь? Или так и будешь сидеть на холодной земле, пока не простудишься?

Парень поднялся и, бормоча под нос невнятные проклятия и угрозы, медленно поплелся в дом. По дороге в свою комнату он зашел на кухню, взял бутылку виски и, завалившись на кровать прямо в ботинках, высосал мутное пойло из горла, без стакана и закуски. Анестезия помогла. Не чувствуя тела и не имея мыслей в голове, незаметно для самого себя обманутый жених провалился в мертвый сон, как будто он был робот и кто-то вынул из него батарейки. И снилось ему, что он мясник и должен зарезать корову.

Макс держал в руке большой тесак и старательно примерялся к шее животного. Но когда понял, что не сможет хладнокровно перерезать коровье горло, от отчаяния вцепился в него зубами. Теплая кровь потекла по лицу, и Максим вынырнул из мутной пучины сна так же внезапно, как и провалился в нее. Сначала не понял, где раздаются эти страшные крики, в его вязком тягучем сне или в действительности. Сознание понемногу возвращалось, и вместе с ощущением реальности усиливался крик. Странное дело, он лежал на кровати в одних трусах, а одежда валялась тут же, на полу, большой неопрятной кучей.

Превозмогая слабость в негнущихся ногах и стараясь не обращать внимания на головную боль, блогер поднялся с кровати, сдернул с матраца простыню, замотался в нее, перешагнул через наваленное посреди комнаты тряпье и, чувствуя себя сомнамбулой, побрел туда, где кричали. Вышел в коридор и увидел Наталью. Держа в руках поднос с завтраком, повариха стояла над обезглавленным телом. Тело было в роскошном красном платье, слившемся по цвету с кровавой лужей, вытекавшей из обрубка шеи. Сомнений быть не могло – тело принадлежало Викусе. Глаза поварихи были безумны, женщина делала свободной от подноса рукой знаки, указывая в глубину комнаты.

Максим шагнул вперед и, придерживаясь за дверь, чтобы не наступить босой ногой в растекшуюся лужу крови, заглянул в кабинет. Опрокинутый ящик черного лака валялся в центре комнаты, а высушенного временем садху, посаженного еще вчера на крышку ящика, нигде не было видно. Как не было видно и головы покойной. Индийский йогин пропал, а вместе с ним исчезли не только голова Викуси и золотой медальон с ее шеи на витом шнуре, но и вся коллекция Константина Маслова. Вся. Целиком. Без остатка. О чем свидетельствовала распахнутая дверца абсолютно пустого сейфа.

Небольшой городок Медан раскинулся в северной части Суматры, почти на самом берегу Малаккского пролива. Впрочем, городком эту разросшуюся деревушку, с одной стороны обрамленную непроходимыми джунглями, можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Помимо хижин аборигенов здесь имелись европейские деревянные постройки с просмоленными крышами, в которых жили поселенцы и размещались военнослужащие голландской армии по той простой причине, что острова Малайского архипелага являлись Нидерландской колонией.

Самым примечательным зданием Медана был гарнизонный клуб, где на еженедельных танцевальных вечерах неизменно блистала молодая жена коменданта города Маргарета МакЛеод. Майора МакЛеода перевели на Суматру с острова Ява в качестве поощрения, но честный вояка, прослуживший в армии без малого тридцать лет, вовсе не радовался повышению. Теперь, когда он стал самым высокопоставленным нидерландским офицером в городе, положение обязывало давать приемы и, соответственно, немало денег тратить на наряды жены. Маргарета МакЛеод, урожденная Зелле, слыла в гарнизоне дамой изысканной и капризной. Довольно высокая, с простоватым лицом, она обладала недурной фигурой и неуемным желанием быть в центре всеобщего внимания. В окружении толпы поклонников из офицеров и поселенцев жена майора частенько рассказывала о себе, что отец ее был барон из Леувардена и выросла она в замке Камингхастете, где стояла ее аристократическая колыбель.

Слушая эти фантазии, майор невероятно злился, ибо имел честь познакомиться с отцом жены, застав его в крайне плачевном состоянии – тесть проживал в одном из беднейших районов Амстердама, с трудом сводя концы с концами. Хотя, справедливости ради, стоит заметить, что некогда Адам Зелле и в самом деле был преуспевающим торговцем модными шляпами, и за чрезмерное пристрастие к роскоши в родном Леувардене его насмешливо именовали «бароном». Как-то целый месяц в городке только и разговоров было о том, что на шестилетие Адам подарил своей дочурке Маргарете прекрасную дорогую четырехместную тележку, которую тянули две роскошно украшенных козы.