Гарри Кемельман - В субботу рабби остался голодным

Мици это тоже порой беспокоило, потому что Марву было уже почти сорок, а он, похоже, трудился напряженнее, чем когда-либо. Уже четыре года он был членом клуба «Миллион долларов», и хотя доходы от сделок позволяли ему почти каждый год отдыхать во Флориде, Мексике или Пуэрто-Рико, даже в отпуске он не мог расслабиться. Каждый день он играл в гольф и ходил поплавать, но потом возле отеля с кем-нибудь встречался и говорил о бизнесе.

С другой стороны, размышляла Мици, если Марва не было дома или если он звонил и сообщал, что придет поздно, у нее никогда не возникало сомнений в том, что это не просто отговорки, а действительно дела, его страховой бизнес. Впрочем, крайняя занятость мужа объяснялась не только страховым бизнесом: был еще храм, а также Ассоциация родителей и учителей, где он был вице-президентом, и Общинный фонд, где он курировал один из районов города. Когда она протестовала, говоря, что при его работе безумие брать на себя еще и дополнительные обязанности, он заявлял, что все это на самом деле — тот же страховой бизнес, поскольку расширяет контакты, ведь страховой бизнес — это прежде всего контакты. Однако она понимала, что он занимается всем этим потому, что ему нравится быть активным, нравится носиться по всему городу. И приходилось признать, что ему это, пожалуй, было на пользу.

«Вы не поверите, — говорила она своим приятельницам, — но дети почти не знают отца. Фактически они видят его только раз в неделю, в воскресенье утром, когда он отвозит их в воскресную школу. В остальные дни они обычно уже спят, когда он возвращается домой». Но в глубине души она была довольна. Это был ее муж, и он работал день и ночь, чтобы ее обеспечить, и обеспечить неплохо, о чем свидетельствовали их зимние поездки, ее норковый палантин и сверкающий черный «линкольн», который они наконец-то смогли себе позволить.

Успех Марвина Брауна объяснялся не только его обширными контактами. Он никогда не позволял себе безразличия по отношению к потенциальным клиентам и никогда не уставал повторять своим страховым агентам: «Прежде чем нанести визит потенциальному клиенту, вы должны разнюхать о нем все, что только можно». Так что когда жена сказала, что ему звонил некий доктор Сайкс, которого направил к нему рабби, он сразу же позвонил рабби, чтобы выяснить, что все это значит.

— Он действует от имени вдовы Айзека Хирша, который умер в пятницу вечером, — сказал рабби.

— Айзек Хирш, говорите? Господи, я же оформил ему страховой полис меньше года назад.

— В самом деле? Страхование жизни? А вы не помните, на какую сумму?

— Так сразу не скажу. Думаю, что-то около двадцати пяти тысяч долларов, но могу поднять бумаги. А что?

— Скажите, мистер Браун, у него были какие-нибудь проблемы с медицинским освидетельствованием?

— Вроде бы нет. Хотя это ни о чем не говорит. Некоторые из этих врачей даже не прикасаются к пациенту стетоскопом. Зададут ему пару вопросов и, если он выглядит нормально и у него есть пульс, выдают справку, что он в порядке. А почему вы спрашиваете, рабби? Это был сердечный приступ?

— По-моему, полиция признала это несчастным случаем.

— М-м-м… В большинстве наших полисов есть пункт о двойном страховом возмещении в случае смерти в результате несчастного случая. Это требует всего лишь небольшого дополнительного взноса, поэтому мы, как правило, вписываем этот пункт. Я думаю, вдове здорово повезло… то есть, я хочу сказать, это очень удачно, что он решил застраховаться, хотя, насколько я помню, мне не пришлось его долго уговаривать.

— В общем, доктор Сайкс действует от имени вдовы. Мистер Хирш не был членом нашего храма, но его жена хочет, чтобы он был похоронен на еврейском кладбище по иудейскому обряду. Сама она не еврейка.

— Понял, рабби. Не беспокойтесь ни о чем, предоставьте все мне.

То, что доктор Сайкс рассказал о миссис Хирш, никак не подготовило рабби к встрече с ней. Эта высокая тридцатилетняя женщина оказалась неожиданно молодой для пятидесятилетнего мужа. На рабби произвели впечатление ее красивые, хоть и опухшие от слез, голубые глаза и поразительные рыжие волосы. Ее одежда сначала показалась ему кричащей: хотя на ней было черное шелковое платье, его воланы и полупрозрачные рукава не слишком подходили для траурного наряда. Но потом он сообразил, что вряд ли оно куплено специально к этому случаю и надето просто за неимением чего-либо более подходящего: если от природы у нее веселый, счастливый нрав, то, видимо, соответствующий и гардероб.