Александр Черенов - Преступление из наказания

– Как ни крути, – вздохнул-уточнил я, – а кастет никак не тянет на самооборону.

– А на превышение? – завибрировал надеждой голос сынка.

– Видно будет…

Моё заявление соответствовало действительности не только «на все сто», но и «с перевыполнением плана». Я – человек слова, и поэтому даже из тактических соображений никогда не обещал «клиентам» того, чего либо не собирался, либо не мог гарантировать. Не всегда это было на пользу делу, но ни «по низу», ни по верху никогда не случалось того, что «слух пройдет обо мне по всей Руси великой»: «Петрович – гнида и гад»!

– Кстати, острие одного из обломков в крови. И наверняка это не твоя кровь…

Многоточие вполне «читалось на слух» – и сынок опустил голову.

– Моя… но не кровь: работа… Когда я дал ему по башке кастетом, он не сразу отключился. Пришлось добавить. Ну, а потом я глянул на эти обломки, и такая злость меня взяла: «получил от отца вспомоществование»! А тут ещё этот хрен «проснулся» и как заорёт «Мочи его!». Ну, я и ткнул его обломком в дырку… Кстати, не я один: Зам тоже поучаствовал. Так, что кровь должна быть на двух обломках.

В этот момент что-то угрожающе зашипело в магнитофоне: я включил запись сразу же, как только «малец» начал «колоться». Постфактум оформить это мероприятие как «протокол допроса с применением звукозаписи» всегда было плёвым делом: вернусь к себе и оформлю. А «в день составления» «обвиняемый», как обычно, подпишет на последнем листе «сокращённый вариант». Как говорится: «не первый год замужем». Главное, чтобы «старичок» не отключился! Сколько раз уже эта допотопная «Романтика» подводила меня – и не сосчитать! Но я мужественно – и столь же обречённо – хранил ей верность: рассчитывать на замену не приходилось. Разве, что на катушечный «Маяк» «из девятнадцатого века».

– Только, гражданин следователь: я не убивал его!

Под мольбу в глазах и восклицательный знак в голосе сынок скрестил руки на груди.

– Честное слово: не убивал! Когда мы уходили, он ещё стонал!

– То есть, ты хочешь сказать, что подвесил его кто-то другой?

Ответом мне были честно выпученные глаза и «честное-пречестное» удивление в них.

– Что?!

– Твой папа был повешен.

Я прозвучал сухо, лаконично и безжалостно. Прозвучал я так по двум причинам: от профессионального бессердечия и по тактическим соображениям. Уж, очень мне захотелось понаблюдать за реакцией «ответчика». Но реакция меня разочаровала: лицо сынка неожиданно съёжилось – и слёзы покатились из его глаз ручьём. И не литературным ручьём: взаправдашним. Он пытался что-то сказать, но захлёбывался в рыданиях на каждом, не то, что слове – звуке.

Я переглянулся с Палычем – и тот неуверенно двинул плечом. Это неуверенное телодвижение показалось мне знаменательным: уверенность «всегда профессионально уверенного в себе» подполковника была поколеблена. А всё потому, что сынок и выглядел, и звучал не только правдоподобно: достоверно.

– Ладно.

Я недовольно покривил лицом и даже потрёпал мочку уха.

Не нравилось мне всё это. И чем дальше, тем больше.

– Будем закругляться… пока… Скажи только: Зам без тебя не возвращался в сортир?

Сынок шумно отработал носом – и напряг память «без отрыва от слёз».

– Хм… Значит, мы с ним умылись, почистились… ну, насколько это было возможно… Потом вышли…

Взгляд его прояснялся с каждым многоточием, и, наконец, прояснился.

– Нет: точно не возвращался… Он вернулся в зал.

– Уверен?

– Сам видел!

Я покосился на Палыча, и тот поморщился: ему этот «внеплановый поворот сюжета» не нравился ещё больше.

– Ну, а ты?

Сынок всхлипнул.

– Я вышел на улицу и сел в отцовскую машину… Водителю сказал, что отец велел отвезти меня домой. И мы поехали… Вот и всё.

– Вот и всё!

Я имел не меньше прав на эту фразу: «ещё одно последнее сказанье – и летопись окончена моя». Я поставил точку в «кратком изложении» показаний сынка, оформленных на бланке протокола допроса подозреваемого, и пододвинул лист «мальчонке». Тот вздохнул, пробежал глазами «текст рукописи», и перевёл их на меня.

– Ах, да! – спохватился я. – Ты же «первоходка» у нас! Ладно, пиши: «С моих слов записано верно. Мною прочитано. Замечаний и дополнений нет». Поставь дату и распишись.

Перманентно дрожащей рукой сынок «подмахнул» лист, и отодвинул его от себя.

– А теперь ещё один момент, но менее приятный.

Я поморщился и вручил сынку другой лист, только что извлечённый мной из «боевой» – за обилием «шрамов» – «ветеранистой» папки. Вместе с заинтересованным взглядом Палыч тут же вынырнул из-за плеча сынка.