Александр Черенов - Преступление из наказания

– Каким? – мрачно «вынырнул» из-под бровей «Важняк». Я усмехнулся.

– Тем, который наметил уже другой товарищ – Адольф Алоизович: «Vorbereitet, vorbereitet und vorbereitet!»

– ??? – в унисон отработали «англоязычные» «враги-соратники».

– «Готовиться, готовиться и готовиться!»…

…«Я не «свистел» подполковнику: сынка мы «взяли в оборот» сразу же – и «по полной программе». И не потому, что взяли «тёпленьким». Хотя и это соответствовало действительности – и не единожды, но дважды: «мальчонку» вынули в буквальном смысле из кроватки, а жизнь в нём едва теплилась от вчерашнего «пережора». По совокупности причин решено было «профилактировать» товарища не по месту жительства, а в более приспособленном для такой работы помещении служебного характера. И не в ИВС – изоляторе временного содержания – нашего УУР: там не было никаких условий для творчества. Поэтому товарища доставили непосредственно в Управление уголовного розыска. Точнее: в кабинет начальника УУР.

Подполковник, честь ему и хвала за это, пусть то и другое – сомнительного характера, никогда не отрывался от коллектива. Это – к тому, что он никогда не уклонялся от личного участия «в доведении клиента до готовности». Природная интеллигентность вкупе с прокуратурским статусом и избытком нравственности не позволяли мне принимать участие «в подготовительных мероприятиях». Зная моё, в целом негативное, отношение к эксцессам оперативно-розыскной деятельности, Палыч всегда предлагал мне на время отлучиться в местный буфет для ознакомления с его достопримечательностями. Под это дело совершался звонок «тётеньке заведующей» с тем, чтобы мне «отгрузили» чего-нибудь вкусненького и не с прилавка.

Обычно, ещё не успев отойти от закрываемых за мной дверей кабинета, я успевал расслышать звуки «начавшейся работы»… с подозреваемым. Звуки исходили не только от самого «объекта работы», но также от его оппонентов и некоторых технических приспособлений. С некоторыми из этих приспособлений я имел возможность ознакомиться «на экскурсии по кабинету». Например, с гибким резиновым шлангом, который «под завязку» набивали песком. Разумеется, для того, чтобы он «держал форму». Уже один вид такого приспособления внушал подследственному всё, что д`олжно было ему внушить.

А, уж, когда начиналась работа! Эффект от применения такого «средства внушения» значительно превосходил тот, которого при помощи розог добился Шурик в известной кинокомедии. При этом на теле «объекта воздействия» не оставалось никаких следов: не только «noblesse oblige», но и культура производства.

К чести оперативных сотрудников, я никогда не видел их, работающими кулаками и сапогами. Также не замечены были они и в применении уже начавших входить в моду полиэтиленовых пакетов «для украшения головы». Товарищи обходились без этих «заморских штучек», и с не меньшим эффектом.

Правда, такой физический контакт нередко дополнялся угрозой другого. Это случалось тогда, когда к несговорчивому «объекта» прямо в кабинет доставляли из ИВС двух «жеребцов», которые тут же начинали пристраиваться к его заднице. Насколько мне было известно – судить об этом я мог только по содержанию воплей, просачивавшихся в коридор – всё заканчивалось исключительно психологическим воздействием. На любого, понимающего толк в последствиях такого контакта, уже одна только угроза его применения оказывала моментальное действие, как отрезвляющее, так и оздоровляющее. Во всяком случае, когда я возвращался с внепланового обеда, подследственный, размазывая сопли по щекам, обычно уже писал явку с повинной. Время его «нахождения в разработке» – часы или сутки от момента падения на него подозрений – принципиального значения не имело…

Сынка в УУР и привезли для спокойной и основательной работы с ним. Частично протрезвевший в дороге, мальчик ещё в машине начал бурно возмущаться допущенным в отношении него произволом, и грозил транспортируемым его сотрудникам «актом насильственного мужеложства» в исполнении высокопоставленного папеньки. Сотрудники не поддались на провокацию – и зарекомендовали себя выдержанными товарищами… в общем и целом: единственное достоинство, которое они ущемили у дебошира, находилось у того между ног. Это привело «мальчонку» в чувство лучше всякого рассола, не говоря уже о словах. Оставшуюся часть пути сынок молчал, если таковым можно было считать его жалобное скуление от непрерывных контактов ног с тем, что находилось между ними в ущемлённом состоянии.