Тибор Роде - Вирус «Мона Лиза»

– Включается голосовая почта.

На миг в трубке повисла тишина, Миллнер слышал лишь стук по клавишам компьютера.

– Коюка-де-Бенитес – это крохотный поселок неподалеку от Акапулько. Вроде сходится. Там практически ничего нет. Если они действительно там, мы быстро найдем их. Я отправляю кавалерию.

– Свяжитесь со мной, когда найдете их.

Келлер положил трубку.

В голове у Миллнера роились вопросы. Почему Патрик Вейш послал ему это сообщение? Почему дочь миссис Морган содержали вместе с похищенными королевами красоты?

– Месье Монье сказал, что я должна помочь вам со списком гостей сегодняшнего вечера. А вот ваш билет на показ.

Рядом с ним стояла светловолосая женщина, которая прежде наверняка работала моделью.

Через десять минут Миллнер бегом поднимался по витой лестнице. Музей уже наполнялся туристами, поэтому на лестнице ему пришлось прижаться к поручням из плексигласа, чтобы протиснуться мимо них. Еще раз поглядев на происходящее сверху, он заметил дизайнера, похожего на пляшущее розовое пятно. В ребра Миллнеру ткнулся острый край огромной сумки.

– Нельзя ли поосторожнее? – крикнул он вслед ее хозяйке, но увидел только раскачивающуюся взад-вперед косу.

Наконец он снова оказался снаружи, перед стеклянной пирамидой. Он уже собирался уйти, когда в поле его зрения попало составленное на нескольких языках объявление, на которое он поначалу не обратил внимания.

В связи с реставрационными работами доступ к «Моне Лизе» сегодня закрыт. Кроме того, в связи с мероприятием в музее мы завершаем свою работу в 15:00. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Миллнер замер, перечитывая объявление. Он все прекрасно понимал.

Днем в маленькой хижине без окон было чуть светлее, чем ночью. Свет заставлял ее нервничать, поскольку она думала, что днем ей угрожает бо́льшая опасность, нежели ночью. Днем дверь открывалась дважды. В первый раз один из охранников, невысокий мужчина с черными усами и беззубой улыбкой, заглянул к ней, а потом молча закрыл дверь. Затем другой надсмотрщик принес миску с кашей и новую бутылку с водой.

К еде Мэйделин не прикоснулась, она только пила воду. У нее было много времени для того, чтобы исследовать свое тело, и она с удовлетворением нащупала под кожей ребра и другие кости. Если ей повезло, она похудела здесь уже на два, а может быть, даже на три килограмма.

Она представила себе, что ее освободят, ее фотографии напечатают в газетах, и она будет выглядеть на них потрясающе стройной. Мэйделин до сих пор не понимала, чего от нее хотят. Линии, которые нарисовал на ее коже тот странный врач, наверное, все еще были на месте. В царившем в хижине полумраке она с трудом их различала. Возможно, все дело в выкупе. Она знала, что в Мексике часто похищают людей.

Окружавшая ее темнота свидетельствовала о том, что, должно быть, уже наступила ночь. Она лежала на полу и смотрела прямо перед собой. В сотый раз представляла себе, как накажет Брайана за его предательство. В своих первых фантазиях на эту тему она лишь злорадно наблюдала за тем, как полицейские уводят его прочь в наручниках, наклоняют его голову, чтобы посадить в автомобиль, и как он просит прощения, умоляюще глядя на нее. Но вскоре она начала мысленно причинять ему боль. Сначала несильную, отвешивая ему пощечину, однако позднее она уже осыпала его пинками. В данный момент она подвергала его средневековым пыткам, и даже они не удовлетворили ее потребность в мести. Если она еще поживет на свете, то Брайану, по крайней мере в ее фантазиях, стоит опасаться за свою жизнь.

Всякий раз, когда ее захлестывал страх, который становился все сильнее, на ум приходили слова матери: «Все будет хорошо!» Так она говорила, когда Мэйделин переживала из-за чего-нибудь в детстве и в раннем подростковом возрасте: «Все будет хорошо, мое сокровище!»

Мэйделин начала повторять эти слова вслух тем же тоном, что и мать, и действительно сумела немного успокоиться.

Чаще всего она находилась на грани между сном и бодрствованием, больше напоминавшей транс. В памяти всплыло посещение гипнотизерши, специализировавшейся на лечении нарушений пищевого поведения. О сеансе договорилась ее мать, хотя, будучи неврологом, очень скептически относилась к медицинской эффективности гипноза.

– Я предпочла бы, чтобы ты сознательно попыталась справиться со своей болезнью, – сказала она и тем самым снова невольно переложила ответственность за этот недуг на нее. Так бывало всякий раз, когда она смотрела на нее вроде бы сочувствующим и в то же время укоризненным взглядом.