Сантьяго Пахарес - Без обратного адреса

– Я привез тебе из Лиссабона пирожные, – сказал Давид, протягивая ей пакет.

Ужин получился очень приятным. Тарелка с паштетами (Сильвия их ела с клубничным джемом), омлет с шампиньонами и салат из эндивия. Давно уж им не выпадало так славно посидеть вдвоем за столом. На рабочей неделе было трудно устраивать специальные светские вечера. Если Давиду удавалось быть дома к ужину, они просто быстро ели в кухне, устало обмениваясь во время еды впечатлениями дня. Сильвия рассказывала, что там у них происходило сегодня в бюро, а Давид – что-нибудь о том, как продвигаются продажи очередного романа. В пятницу или субботу отправлялись с приятелями поужинать на террасе какого-нибудь кафе – пара рюмок, смех, анекдоты.

Сейчас они говорили о лиссабонской поездке и романе Лео, но оба ждали момента, когда придется открыть карты.

– Надеюсь, теперь он начнет работать, – говорил Давид. – Я давно не видел его таким спокойным, как в день, когда улетал. Будто он мне в чем-то важном поверил. А это, знаешь, между автором и издателем – главное. Вообще, иметь возможность рассказать без утайки о своих бедах…

Сильвия подождала, чтобы он проникся смыслом им же сказанных слов. Давид, однако, не замечал ее особого настроения. Тогда она дождалась паузы и поставила между ними на стол аптечный флакон.

– Что это? – спросил Давид.

– Фолиевая кислота.

– Зачем ее принимают?

– Она благоприятно действует на плаценту и растущий плод.

Давид замер. Язык не слушался, слов тоже не было. Сильвия, однако, ответила на невысказанный вопрос:

– Нет.

– Нет?

– Нет, Давид. Ты рад?

Вот один из тех вопросов, на которые как ни ответь – все равно будешь плох.

– Я не ждал этого… не был готов. Вот и все.

– Именно. Ты не ждешь и не готов. Вот что происходит с нами, Давид.

– Я не готов быть отцом?

– В том числе. – Сильвия говорила мягко, без обвинительных интонаций.

– Но ребенок полностью изменит нашу жизнь.

– Конечно. Пусть она изменится. Давай ее изменим!

– А как изменить эту квартиру, например? Она слишком мала.

– Согласна. Сменим на большую.

Давид отметил спокойную непреклонность ее тона и понял, что дело плохо. По стенам змеились трещины. Трещало. Где-то прорвалась вода и размывала самые основания.

– Машина, – продолжил Давид. – Она тоже не годится.

– Согласна, сменим и ее.

– Не так это просто, Сильвия. Любую покупку надо планировать. Мы не можем завтра пойти и купить все, что хочется.

– У нас нет времени, – возразила она.

– А собственно, почему? Кто сказал, что у нас нет времени?

– Это я тебе говорю. И мои тридцать четыре года. Мы стареем, Давид, хочешь ты или нет.

– Да ведь рожают и в сорок. Многие женщины. И ничего.

– Давид, сейчас самое время. Пока я не состарилась.

– Ты боишься родов? Если дело в этом…

– Я хочу быть своему ребенку мамой, а не бабушкой. А ты хочешь дожить до внуков?

– Ты уж и до внуков добралась? Пойми: я хочу детей, мы об этом столько уже говорили, но…

– Да, разговоров было много. Я вижу, ты хочешь и дальше только разговаривать.

Давид молчал. Надо было немедленно сказать что-нибудь, что спасло бы положение, вывело бы из быстро закручивающейся необратимой воронки беседы. Должны быть такие слова, но он не знал их.

– Вот так, Давид. Мы много говорили о своих детях. Что они будут – в будущем. Теперь это будущее настало.

– Так. Хорошо. Согласен. Но, Сильвия… нельзя же так – в один прекрасный вечер поставить на стол флакон фолиевой кислоты и ждать от этого жеста решения всех вопросов. Есть проблемы, которые не решаются с наскоку. Ты думала о том, что дети затормозят твой служебный рост?

– На нашем предприятии, Давид, не дают отпуск по беременности и родам.

– То есть как? Никто из женщин не рожает?

– Рожают, но при этом увольняются. Если кто-нибудь попробует не уволиться по доброй воле, уволят за неизбежные прогулы.

– Но это незаконно! Закон защищает материнство. В трудовом соглашении никоим образом не может быть пункта о…

– Его и нет. Это просто обойдено молчанием. А когда приходишь на собеседование, устраиваясь на работу, они, поговорив обо все остальном, бросают тебе в спину уже на пороге: «Ну, и вы сами понимаете, что о детях не может быть и речи».

– Так что же делать? – спросил Давид.

Сильвия смотрела на него в упор, словно ожидая, что он сам предложит ответ, но Давид потерянно молчал.

– Я сменю работу.

– На какую?

Сильвия говорила как человек, принявший твердое решение, и Давид мог противопоставить ему лишь слова – жалкое средство.